У него не было лица. Просто не было. Там не было гладкого места. Там не было никакой ткани, затягивающей его. Просто не было лица. Вот и все.
Он медленно надвигался на нее из стекла.
Коша закричала и побежала вперед в открывшийся в стекле ход.
Потом во сне был провал.
Следующая часть началась с того, что Коша знала — она должна кого-то убить. В руке ее был пистолет. Каким-то образом это снова оказался тот тоннель, по которому ее водил лодочник. Только теперь посреди него лежали трамвайные рельсы. Известный субьект шел впереди нее. Его голый угловатый затылок мерно покачивался в такт шагам. Коша прицелилась и плано выдавила спуск. Откуда-то она знала, что это нужно делать так. Грохот выстрела оглушил ее.
Коша очнулась от того, что на лицо упала крупная холодная капля. В небе перекатывались затухающие раскаты грома. Глаза открылись и увидели, как на фоне серого стремительного неба мечутся космы ветвей, и ветер безжалостно вычесывает из них листочки и обломки веточек. Вторая капля заставила Кошу вскочить и съежиться от холода.
Она поняла, что сейчас хлынет ливень и побежала, не обращая внимания на кротовые норки и кочки.
Коша бежала, сосредоточившись полностью на процессе бега, пока не достигла серого дома на улице Опочинина. Полыхнуло огромным белым всполохом. Коша рванула тугую дверь общаги, и когда та с тяжелым скрипом задвинулась за спиной, снаружи глухо раздался раскат грома.
Коша сунула паспорт вахтерше и рванула на третий этаж.
В раскрытые окна лестничной шахты врывался мокрый холодный ветер, безжалостно грохоча рамами. И веселье бури передавалось дверям и стенам общаги. Лестничный пролет стонал и выл сквозняком, будто огромная органная труба.
Коша открыла знакомую дверь. Роня сидел на подоконнике на фоне дождя, и колотил по клавишам ноута. Позади него неслись серые стада туч. Вспыхнула молния и резанула холодным лезвием по стеклам в корпусе напротив.
— Привет! — кивнул Роня, не поднимая головы.
Коша подошла ближе.
— Блин! Роня! — от возбуждения она заговорила стихами. — Трусов запасных у тебя, я уверенна, нету. Где же ноут ты взял? Как же так? Дай скорее ответ мне!
Коша запрыгнула на стол напротив и принялась болтать ногами.
— А вот… — сказал Роня задумчиво и погладил машину по крышке.
Ноут был хорош. Отличный экран мог бы показывать не только буковки, но и подвалы «Дюка Нукена», подумала Коша.
Протянув руку, Роня добыл с полки и протянул подружке новенькую, книгу еще непопранную ничьими сальными отпечатками, следами рыданий на трогательных местах и непотушенными бычками.
— Ну и что? — спросила Коша. — Это ты?! Ты написал?
— Уже издал! Тундра! — сказал Роня ласково оглаживая переплет.
Коша недоверчиво заглянула внутрь.
— Черт! Роня! Как я тебе завидую! Ты — «кчемный»! Ух, как я тебе завидую! Поздравляю! Надо почитать, что ли… Автограф мне не надо. Ты ж знаешь, что мне вещи некуда складывать. Потеряю…
— Да? — Махнул Роня. — Можешь не утруждаться. Ничего не потеряешь. Детектив с элементами порнухи. Правда, я горжусь. Я долго стиль подбирал. Много говна перечитал. Вот… Научился сам. Пойдем лучше куда-нибудь посидим? Зато!
Роня пошлепал себя по карману и добавил:
— Все собственно из-за этого.
Коша вдруг обеспокоилась:
— А ты не боишься его в общаге держать?
— Не боюсь. — Роня вытащил из-под кровати огромный пакет. — Но буду осторожен. Буду прятать под кроватью. Я специально его не в упаковке нес, а в пакете.
Роня сунул ноут в пакет и, действительно, запихнул под кровать, задвинув драным чемоданом со своими носильными вещами.
— Ну вот. Не видно, — сказал он, тихо улыбаясь. — А к тому же я сейчас сделаю еще одну вещь.
Он вытащил из тумбочки кривой самодельный колокольчик и веревку. Неспеша расплел ее, извлек тонкий волнистый шнурок и, подпалив его с обоих концов, привязал к шероховатой дужке колокольчика. Потом Роня поднялся на ципочки и намотал свободный конец веревки на дуралевую штангу, перекинутую с одного шкафа на другой, на которой висела штора обозначающая стену.
Коша молча наблюдала.
После того, как колокольчик был подвешен и проверен на звонкость и прочность, Роня приступил к следующей операции. Он подошел к входной двери и черным маркером нарисовал на ней непонятный иероглиф, что-то пробормотал и повернулся к Коше:
— Ну вот. Пойдем?
— Пойдем, — кивнула Коша. — А чего это ты делал?
Роня хитро ухмыльнулся, пряча лицо в ладонях и помотал головой:
— Не скажу…
— Ну, и не надо… — пожала Коша плечами.
Они бодро направились в сторону центра. Свежий воздух сочился запахами мокрой листвы, и светлое небо весело отражалось в блестящих лужах. Коша вспомнила недавнее приключение и засомневалась, было ли это на самом деле. Голова над правым ухом тупо болела. Коша потерла ее ладонью, пытаясь вспомнить, где могла удариться, но безрезультатно.
: — ) — ТАК БЫЛА ОБОЗНАЧЕНА СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА
(Коша)
Приятели сидели в кабаке на Грибоедова и со вкусом чревоугодничали.
— Осетринка хороша! — сказал Роня. — Откуда ты такие места знаешь?
— Были когда-то и у меня бабки, — вздохнула она.
— А ты бы купила что-нибудь путное. А то все по ветру.
— Блин! — Коша начинала все сильнее раздражаться. — Откуда ты знаешь, что по ветру, а что не по ветру?
— Да нет. Не мое дело. — Роня снова занялся пищей.
— Ты бы знал, как они мне достались… — Коша опрокинула целый стакан залпом и бросила выразительный взгляд.
— Ты же продала картины?
— Да… — злобно согласилась Коша. — Продала! Только мне для этого еще кое-что пришлось сделать! Вернее меня и не спрашивали! А так бы мне за них и гроша не дали бы! Хотя их сразу же какой-то француз взял по такой цене, что мне квартиру хватило бы купить… Но они все Вальку достались! Вальку! Конечно! У него аренда, бандюки и все такое. А мне бабки не нужны! Я искусством так занимаюсь! Для удовольствия. Он мне честь оказал, что продал их французу. А вообще-то я ему, типа, еще должна! Сука!
Из глаз Коши брызнули слезы.
— Откуда ты знаешь? — Роня внимательно посмотрел Коше в глаза.
Та опустила голову и насупилась над тарелкой, пытаясь сдержать слезы.
— Зыскин проболтался…
Роня отхлебнул вина.
— А что тебе пришлось сделать?
Коша повозила вилкой по тарелке, вздохнула.
— Ты что? Совсем дурак? Что ты меня мучаешь своими дурацкими вопросами? Специально?
Роня покраснел:
— Правда, я честно не понимаю, о чем ты…
Коша фыркнула:
— Догадайся с трех раз, что может сделать девушка, чтобы заработать денег. Только не говори, что ты этого не знаешь.
Роня грустно поднял брови и покраснел еще больше.
— Что, так на самом деле бывает? Я думал — только в кино.
Коша расхохоталась:
— Я тоже думала, что в кино! Так вот ни фига! В кино бывает только, когда все по-нормальному. А в жизни все так, как ты боишься подумать. К сожалению девушкам платят только за это. Просто, когда к этому прилагается что-то еще — это стоит дороже. Ну, типа бывает хозяйственное мыло, я бывает гель для душа… Типа этого. Ладно. Давай пить. Думать об этом — удавиться захочется. Зато в армию не идти. У всех свои проблемы, как говорил один знакомый америкос. А ты-то что покраснел? Фигня все это! — Она подняла бокал. — За присутствующих здесь дам!
В предбаннике кафе послышалась возня.
Выпивая, Коша скосила глаза в зеркало. Вошла парочка — толстый золотозубый мужик с мальчишкой лет шестнадцати, длинным, как картофельная ботва.
Роня усмехнулся:
— Не только женщины…
Коша проводила взглядом странную парочку.
— Ну… Бывает…
Вошли трое парней в стильных черных майках и брючках, лекально облегающих круглые подкачанные попки. Последним вошел крепкий пожилой человек в высоком черном свитере. Она узнала его, но решила, что это глюк. Просто похож. Очень уж непривычно обыденно он выглядел в этой одежде.