Не лучше показали себя в годину тяжких испытаний и духовные феодалы — митрополит и многие епископы. Как правило, они бросали свою паству на произвол судьбы и бежали при приближении врага в безопасные места. Пример подал глава русской церкви митрополит Иосиф, грек по национальности: он исчез накануне нашествия и больше на Руси не появлялся. Бежал неизвестно куда при приближении монголо-татарского войска и рязанский епископ. Летописец сообщил об этом факте очень туманно: «А епископа уберег бог, отъехал прочь в тот год, когда рать Батыя оступила град». А вот где спасался от опасности ростовский епископ Кирилл, нам известно. Летописец сообщил, что он «избыл татар на Белоозере», в далеком северном городе, защищенном непроходимыми лесами. Даже когда совсем неподалеку, на реке Сити, стало собираться великокняжеское войско, епископ Кирилл не приехал в лагерь, чтобы напутствовать его на бой, и появился на поле битвы только после отхода монголо-татар, чтобы похоронить павшего Юрия Всеволодовича. Остались в живых после Батыева погрома также епископы галицкий и перемышльский, хотя их города были разрушены до основания. Черниговский епископ Порфирий, правда, остался в городе во время осады, но тоже не пострадал. По сообщению летописца, завоеватели увели его с собой, а затем с миром «отпустили в Глухове», небольшом городке на Сейме. Даже историк православной церкви Е. Е. Голубинский, которого трудно заподозрить в недоброжелательном отношении к духовенству, вынужден был признать, что «летописи не дают нам права сказать, что епископы наши оказались на высоте своего призвания».
Истинным «воителем за землю Русскую» был народ— крестьяне и горожане, которые вынесли на своих плечах всю тяжесть неравной борьбы с монголо-татарскими полчищами. Героическая оборона русских городов, которые завоевателям удавалось брать, как правило, только после многодневных кровопролитных штурмов, осуществлялась обычно силами местного городского и сельского населения.
Так было при осаде столицы Северо-Восточной Руси города Владимира, покинутого великим князем накануне приступа монголо-татарского войска. Так было при обороне небольшого города Торжка, где в опасное время не оказалось ни князя, ни княжеской дружины, и городские стены защищало посадское население во главе с выборными посадниками. Ни от кого не получая помощи, жители Торжка две недели отбивали приступы Батыя — втрое дольше, чем великокняжеский Владимир! Так было при героической обороне Козельска, где князь «млад был», и инициатива обороны принадлежала самим горожанам, которые решили «не сдаваться Батыю» и сумели так организовать сопротивление, что грозный хан вынужден был два месяца стоять под стенами Козельска— дольше, чем у любого другого города. Так было и при обороне Киева, в котором тоже не оказалось князя, а обороной руководил «тысяцкий Дмитр».
Храбро, до последнего воина, защищались русские города. Горы трупов захватчиков остались под стенами Рязани, Владимира, Переяславля, Торжка, Козельска, Чернигова, Киева. Не раз русские дружины выходили в чистое поле встречать страшных степных завоевателей и в «сечах злых» на рубежах рязанских и владимирских земель, в глубине заволжских лесов, на укрепленных линиях Киевской земли наносили им тяжелый урон. Дорогой ценой заплатили монголо-татарские ханы за разорение русских земель: их войско оказалось ослабленным, обескровленным непрерывными боями.
Героическая борьба Руси против монголо-татарских завоевателей имела всемирно-историческое значение. После тяжелых походов по русским землям хан Батый уже не сумел собрать достаточных сил для победного нашествия на запад. Именно героическое сопротивление русского народа и других народов Восточной Европы (волжских булгар, половцев, аланов, племен Поволжья) сорвало планы монгольских ханов расширить границы своих владений до «моря Франков».