Что поделаешь, президент Кулидж был скуповат!
Трудно сказать, что руководило его поступками в некоторых случаях: жадность или желание казаться оригинальным. К примеру, он никому не разрешал садиться в свой автомобиль, когда ехал на совещание в конгресс. То ли он набивал себе этим цену? Но вряд ли! А может, он считал, что у шоферов Белого дома слишком мало работы? Вполне на него похоже.
Но скорей всего он рассуждал так: раз президенту полагается то-то и то-то, он свое возьмет, пока срок не вышел.
Он очень любил проявлять в мелочах свою власть. Иначе разве он сказал бы Айку Гуверу про портрет президента Джона Адамса, сто лет висевший в Красном зале, который он видел каждый божий день:
— Надоела мне эта лысая голова. Нельзя ли пририсовать ей шевелюру?
Каково, а?
Айк рассказывал, что в летней резиденции Кулиджа, которая находилась в Черных горах штата Южная Дакота, местным жителям пришлось отловить полторы тысячи форели и запустить ее в ближайший водоем в особых сетях, чтобы в любую минуту ее можно было поймать.
Президент Кулидж очень любил рыбную ловлю, однако ходил к реке всегда в белых перчатках. А ловили для него червей, насаживали их на крючок и снимали с крючка попавшуюся форель специальные агенты секретной службы.
Однажды какой-то незнакомец поймал форель как раз в водах президента Кула. Так что ж вы думаете, Кул тут же послал своего человека отобрать эту форель.
— Это моя форель, — сказал он.
Кулиджу очень нравилось, что его прозвали Кул Молчаливый. Остается только выяснить, почему он предпочитал не высказываться публично по важным вопросам: то ли у него не было на этот счет своего мнения, то ли он робел его высказывать?
О его лаконичном стиле слагались даже легенды. Его называли колючим новоанглийским стилем, которым отличался юмор всех янки, хотя на самом деле что-что, а острый ум янки был ему свойствен меньше всего. Шутки его бывали тяжеловаты и угрюмы.
Однажды ему привелось выступить в Питсфилде на предвыборной кампании в конгресс. Он говорил долго и убежденно. После его выступления к нему подошла одна почтенная дама и сказала с трепетом в голосе:
— Я проделала пятьдесят миль, чтобы услышать вас, мистер Кулидж. И не присела ни на минуту, пока вы говорили.
— Я тоже, — заметил Кулидж.
Муж его дочери, полковник Линдберг, уговаривал Кулиджа летать на самолете, а не тащиться поездом.
— Это самый современный и безопасный способ передвижения, — убеждал он. — На двести тысяч пассажиров всего один несчастный случай.
— Маленькое утешение для несчастного, — заметил президент.
В воскресное утро вся семья президента отправлялась в церковь.
— Когда начало службы? — спросил кто-то из его гостей.
— В одиннадцать, — ответил президент.
— А когда же мы выйдем?
— Без семи минут одиннадцать, считая от верхней ступеньки лестницы.
Одна высокопоставленная вашингтонская дама сидела на светском приеме рядом с президентом. Он, как всегда, хранил молчание. Дама не выдержала и сказала:
— Господин президент, разве можно все время молчать? А я-то заключила пари, что вытяну из вас более двух слов.
— Вы проиграли, — заметил президент.
Миссис Кулидж рассказывала, что, когда они вернулись из свадебного путешествия, Кальвин Кулидж преподнес ей старую коричневую сумку, в которой было пятьдесят две пары мужских носков и на каждом дыра.
— Кальвин Кулидж! — возмутилась она. — Вы что, женились на мне, чтобы я штопала вам носки?
— Нет, — ответил он. — Но это было бы очень кстати.
Но особенно американцы любят рассказывать про скупость президента.
По субботам у президента Кулиджа в Белом доме готовили жареные бобы и ржаной хлеб. А на воскресенье — ветчину.
Спустя много лет Кулидж как-то признался жене:
— Ох, и надоела мне эта история с ветчиной в Белом доме! Каждое воскресенье подают тебе огромный окорок. Вы, мадам, отрезаете себе ломоть. Я — ломтик. Потом дворецкий его уносит. А куда, спрашивается, девается остальное? Так я до сих пор и не знаю.
Кстати, о ветчине. Однажды в Белом доме готовились к торжественному приему. Президент пошел на кухню, чтобы самому все проверить.
— Не понимаю, к чему нам шесть окороков? — заметил он повару.
— Но ведь ожидается шестьдесят гостей, господин президент, — ответил повар. — К тому же эти виргинские окорока совсем невелики. Одного окорока на десять человек хватит только-только.
— Все точно сговорились, чтобы я объелся ветчиной, — пробормотал недовольный президент.
Чтобы уж покончить с воспоминаниями о президенте Кулидже, приведем последний пример, рисующий стиль его деятельности.