— Что? Еще один нищий у моих дверей? Тоже клейма захотел?
С этими словами он бросился на Найна, и они стали биться. Найн был ослеплен яростью и очень утомлен битвой, а Азог — свеж, свиреп и коварен. Скоро Найн вложил все оставшиеся силы в чудовищный удар, но Азог успел отскочить и ударить Найна по ноге, так что тот пошатнулся, а кирка лишь расколола камень, на котором стоял Азог. Быстро размахнувшись, Азог ударил Найна мечом по шее. И удар тот был так тяжел, что, хоть кольчужный воротник и выдержал, Найн упал со сломанной шеей.
Со смехом Азог поднял голову, но победный вопль застрял у него в глотке. Все его войско было разгромлено; Гномы разили направо и налево; кто смог спастись от них, с криком бежал на юг.
Все телохранители Азога лежали мертвыми. Он повернулся и бросился назад, к Воротам.
По ступеням за ним бежал Гном с красным топором. Это был Дайн Железноног, сын Найна. У самых дверей он нагнал Азога, обрушился на него и отрубил голову. Потом это считали великим подвигом, ибо для Гномов Дайн был еще юнцом. Суждена же ему была долгая жизнь и многие битвы, пока старый, но не склонившийся под тяжестью лет, не погиб он в Войне Кольца. И хоть был он отважен и полон гнева, рассказывают, что, когда он спускался от Ворот, лицо его было серым, как у испытавшего великий страх.
Когда битва, наконец, была выиграна, оставшиеся Гномы собрались в Азанулбизаре. Засунув в рот Азогу кошелек с медяками, они водрузили его голову на кол. Но не было той ночью ни пиршеств, ни песен, ибо павшим не было числа. Рассказывают, что едва половина всего войска имела хоть надежду на исцеление.
Тем не менее утром перед Гномами появился Трайн; у него была ранена нога и выколот глаз; однако он сказал:
— Отлично! Мы победили. Хазад-дум наш!
— Хоть ты и Наследник Дарина, — отвечали ему, — но и одним глазом мог бы видеть лучше. Это была война мести, и месть свершилась. Но она горька. Если это и победа, мы не сможем удержать ее.
И те, кто не принадлежал к народу Дарина, сказали тоже:
— Хазад-дум не был домом наших Отцов. Зачем он нам? Разве лишь из-за сокровищ. Но теперь, если мы не дождемся ни платы, ни виры, причитающейся нам, то чем скорее мы вернемся домой, тем лучше.
Тогда Трайн обратился к Дайну, сказав:
— Но мои-то родичи, конечно, не предадут меня?
— Нет, — отвечал Дайн. — Ты — отец нашего Народа, за тебя проливали мы кровь и готовы проливать впредь. Но мы не войдем в Хазад-дум. И ты не войдешь туда. Я один заглянул во тьму за Воротами. И в этой тьме оно все еще ждет тебя — Великое Лихо Дарина. Мир должен измениться и иные силы прийти, прежде чем народ Дарина вновь войдет в Морию.
И так оно было, что после Азанулбизара Гномы вновь разошлись. Но прежде они раздели всех мертвых, чтобы Оркам не достались кольчуги и оружие. Рассказывают, что каждый Гном, уходивший с поля битвы, сгибался под тяжелой ношей. Затем они разложили погребальные костры и сложили туда всех павших Гномов. В долине было вырублено множество деревьев, и она навеки осталась голой, а дым от костров виден был даже в Лориэне.[4]
Когда ужасные костры потухли, союзники отправились в свои родные страны; Дайн Железноног повел народ отца своего обратно в Рудное Нагорье. Трайн же, стоя у огромного кола, сказал Торину Дубощиту:
— Дорого же было заплачено за эту голову! За нее мы отдали по крайней мере наше королевство.
Вернешься ли ты со мной к наковальне? Или будешь попрошайничать у знатных особ?
— К наковальне, — отвечал Торин. — Молот поможет сохранить в руках силу, пока они вновь не возьмутся за более острые инструменты.
И посему Трайн и Торин с оставшимися из последователей (среди них были Балин и Глойн) вернулись в Темные Земли, а вскоре после того перекочевали в Эриадор и странствовали там, пока не нашли приют на востоке Эред-Луина за Луной. В те дни они ковали по преимуществу железо, но дела пошли на поправку и число Гномов понемногу возрастало.[5] Но, как и предрек Трор, Кольцу было нужно золото, чтобы плодить золото, однако ни золота, ни других драгоценных металлов у них не было вовсе.
О том Кольце надобно сказать здесь несколько слов. Гномы Народа Дарина были уверены, что его выковали первым из Семи; они говорили еще, что оно было дано Дарину III, Королю Хазад-дума, самими эльфийскими кузнецами, а не Сауроном, хотя, конечно, и хранило его злую силу, коль он участвовал в ковке всех Семи. Но владельцы Кольца не показывали его никому, держали язык за зубами и отдавали его почти всегда лишь перед самой смертью, так что где оно — никто не мог знать наверняка. Некоторые считали, что оно осталось в Хазад-думе, в тайных могилах королей, если они еще не разграблены; родня же Наследника Дарина была убеждена (ошибочно), что оно оставалось у Трора, когда он необдуманно вернулся туда. Что сталось с Кольцом потом, они не знали. У Азога его не нашли.
4
С тяжким сердцем Гномы поступили так с мертвыми, ибо это было против их обычаев; но изготовление надлежащих могил (а Гномы хоронят своих мертвых только в камне, не в земле) заняло бы годы. Потому они были преданы огню, чтобы не оставлять на растерзание зверью, птицам и Оркам. Но павшим при Азанулбизаре Гномы воздвигли памятники в своей памяти, так что сегодня Гном может сказать о своем предке: «Он был сожженный Гном», и этого будет достаточно.
5
У них было очень мало женщин. Одна из них — Дис, дочь Трайна, мать Фили и Кили, родившихся в Эред-Луине. У Торина жены не было.