– Это так… – признал неандерталец и надолго задумался. Потом встал на ноги, вздохнул и забросил почти готовое арбалетное ложе далеко в кусты. – Придется новое делать. Хорошо, что ты сказал – тирах злой.
– Другого у меня для вас не нашлось, – пожал плечами Семен. – Пойди и найди эту штуку. Я ее заколдую, и она станет лучше настоящей – так тираху и скажешь. Где он, кстати?
Дело кончилось тем, что с первой же оказией из поселка лоуринов был доставлен старый – самый первый – Семенов арбалет. Тот, из которого он когда-то умудрился добить раненого мамонта. За годы без работы оружие пришло в такое состояние, что легче было сделать новое, чем его починить, но Семен решил, что в качестве образца оно сгодится. Ему пришлось долго объяснять, что лишние отростки на рогах, из которых сделан лук, решительно никакого значения не имеют – ему просто нечем было их отрезать. В общем, не прошло и двух-трех месяцев, как первый самострел неандертальского производства был готов. Хью, конечно, вознамерился забрать его для личного пользования. Семен не возражал – в неандертальские дела он старался вмешиваться как можно реже, но посоветовал заставить «мастеров» изготовить для себя более компактный экземпляр, который можно таскать на ремне за спиной, а не взваливать на плечо как бревно. Такой самострел был сделан и постоянно теперь красовался за спиной Хью, так что его фигура издалека казалась чрезвычайно широкоплечей. Как-то раз Семен ехидно поинтересовался, снимает ли он его на ночь и во время соития со своими многочисленными женщинами. Юмора воин не понял и честно ответил:
– Иногда.
Среди тех – первых – неандертальских беженцев детей было очень мало. И не потому, что от голода они умирали первыми – в былой современности есть красивый научный термин «каннибализм», а в данном случае это можно было назвать «эндоканнибализмом». Поедание собственных сородичей имело, конечно, не столько гастрономическую, сколько мистически-магическую подоплеку, но разбираться в ней Семен не желал. На Дыньку он обратил внимание, когда тот полуголый стоял на снегу, сосал грязный палец и завороженно смотрел, как взрослые пытаются освоить волшебный предмет, который далеко бросает маленькое копье. В отчаянии от бестолковости неандертальских мужчин, Семен подозвал мальчишку и вручил ему взведенный арбалет. Единственный из всех, тот взял незнакомый предмет без страха, а объяснения понял с первого раза. Три болта вонзились в бревна мишени рядом друг с другом.
Тот арбалет был сделан Семеном для себя, и тетива натягивалась тремя движениями рычага. Освоить эту операцию взрослым оказалось не по силам – им легче было согнуть стальной лук руками – а вот мальчишка научился почти сразу! Поощрить юный талант Семену было нечем, и он подарил ему имя или кличку. Почему Дынька? Ну, вроде бы череп у паренька был чуть длиннее обычного, а если честно, просто ничего другого с ходу не придумалось. Подарок оказался царским – мальчишка решил, что могучий бхаллас удостоил его благосклонности и причинять вред не будет. С тех пор он ходил за Семеном как собачонка, но, в отличие от последней, внимания к себе не требовал. Когда же началось строительство форта, мальчишка постоянно крутился на стройплощадке и даже пытался помогать взрослым, чего неандертальские дети никогда не делали. В общем, Дынька прижился на левом берегу. Его присутствие в форте однажды спасло жизнь Семену, да и еще многим. В магической схватке двух колдунов Семенов дух-помощник оказался сильнее – он без промаха метал со смотровой площадки вполне материальные болты.
Формируя первый класс, Семен опросил всех неандертальских детей и пришел к выводу, что Дынька если и не самый толковый, то один из лучших. В школу он его, конечно, принял. Парень действительно оказался самым толковым из четверых неандертальцев, но Семен старался не выделять его, дабы тот не возгордился и не вызвал зависть у соучеников. В отношении Дыньки у него были далеко идущие планы, осуществление которых было отложено до окончания обучения. Дело в том, что с населением правого берега была проблема, которая год от года не рассасывалась, а лишь усугублялась. И виной всему онокл.
Что означает это звукосочетание, Семен до конца так и не разобрался: уж во всяком случае, не «колдун» и не «колдунья». Это особь, связанная как-то (магически, мистически, телепатически?) с верховным божеством, землей предков, ее населением и еще чем-то. Она обладает способностями, которые иначе как «паранормальными» назвать нельзя, а объяснить и подавно. Онокл как бы является центром притяжения для сородичей, оказавшихся на грани смерти. В данном случае онокл был женщиной. Сама она ничего объяснить не могла или не хотела и вела себя как тихая помешанная. Общение с ней закончилось совсем странным событием. Понять КАК Семен и не пытался – он даже в том, ЧТО произошло, разобрался с превеликим трудом. Получилось, что онокл в результате загадочного обряда передала ему какие-то свои свойства. После чего она за несколько часов превратилась в старуху и умерла. Семен же в последующие полгода вроде как помолодел лет на 10—15. Принять такое разум ученого отказывался, но против фактов, как говорится, не попрешь.
Вместе с дополнительными годами жизни Семен получил право божественного «первоучителя», способного отменять древние табу. Кроме того, он, по-видимому, в чем-то сделался для неандертальцев оноклом – оказался «центром притяжения». Как далеко это притяжение распространяется, Семен не знал, но люди все шли и шли. Новоприбывшие не записывались на прием, не выстраивались в живую очередь, чтобы коснуться края его одежды – они даже увидеть свое «божество» не стремились. На земле предков для них не осталось места, и они приходили на берег Большой реки. Для них – горных охотников, мастеров использования природных ловушек – у воды, в лесу и степи не было ни привычного жилья, ни добычи. Приспособиться они и не пытались – останавливались где-нибудь в пределах дневного перехода от форта и начинали загибаться от голода. Сначала в пищу пали дети, потом подростки, потом женщины…
Семен требовал, чтобы новоприбывших перевозили на правый берег, учили их, помогали им строить жилища, давали пищу. Приказы выполнялись, отторжения или сопротивления его воле больше не было, но происходило все медленно и безобразно – с убийствами и каннибализмом. При всем при том неандертальцев становилось все больше и больше. Было совершенно ясно, что если дело пойдет так и дальше, то через несколько лет никакие дарпиры и арбалеты их не прокормят: «По прикидкам ученых былой современности, человеку палеолита требовалось в среднем 2 кг мяса в сутки. Наверное, так оно и есть – плюс-минус еще килограмм. Допустим, что неандертальцев со временем наберется (если уже не набралось!) 500 человек. В год им потребуется примерно 350—400 тонн мяса. Чему это будет соответствовать, по данным тех же ученых? Три-четыре десятка полувзрослых мамонтов, или две тысячи лошадей, или 600—700 бизонов? Не хило!»
Неандертальцев нужно было куда-то расселять, возвращать на прежние места обитания или хотя бы остановить приток беженцев. Однако это означало смертный приговор для них.
«Нет, они не тупые, они просто не желают активно бороться за собственную жизнь и жизнь ближних. Складывается впечатление, что эти люди живут главным образом внутренней жизнью, как бы находятся в состоянии непрерывной медитации. То, что происходит в их мозгах, для них ценнее и важнее внешних обстоятельств – голода, холода, судьбы сородичей, да и своей собственной.
Никогда не видел и не слышал, чтобы старшие обучали младших чему-то заумному. Просто с некоторого возраста ребенок начинает участвовать в коллективных медитациях – когда взрослые садятся в кружок и часами сидят молча. Или, что случается редко, тихо подвывают хором. По-видимому, это и есть обучение – методом погружения. После какого-то количества таких уроков подросток начинает мастерить себе копье и палицу, а затем выходит на охоту вместе со взрослыми. В некоторых случаях „обучение" может закончиться сворачиванием шеи или ударом палицы по голове. Означает ли это провал на экзамене или наоборот – совершенно неясно. Вполне возможно, что происходит „подключение" подростка к некоему общему информационно-чувственному полю. Через это проходят, кажется, все мальчишки. А вот Хью не прошел и остался „неподключенным". Чтобы понять все это, нужно, наверное, родиться неандертальцем, а чтобы объяснить – мыслить как кроманьонец. Такое, скорее всего, невозможно».