Среди тех, кто высоко ценил работу Софьи Федорченко, был и М. Горький. Вот как он определил историко-познавательное значение «Народа на войне», в письме к председателю Правления Государственного издательства А. Б. Халатову (25 марта 1928 г.): «Эта книга, вместе с книгой Войтоловского «По следам войны», превосходно и доказательно изображает анархическое настроение армии царской в 16—17 годах. Обе они совершенно снимают с «большевиков» обвинение в том, что они «разложили фронт», а вместе с этим они устанавливают также неоспоримо факт победы партии нашей над солдатско-мужицкой анархией — удивительной победы. Следовало бы заказать кому-нибудь из толковых военспецов статью, которая бы, опираясь на книги Федорченко и Войтоловского как на своеобразные «документы», изобразила бы хаос и анархию армии царской и организацию силами пролетариата армии Советской»[17].
Горький говорил о «Народе на войне» не только в частных письмах, но и в журнале «Литературная учеба». Ему была дорога «образность, точность, меткость», с которой писательница воспроизводила речь солдат, и поэтому он обращал на книгу внимание молодых литераторов[18].
Один из рецензентов книги Федорченко о народе на империалистической войне писал в 1923 году: «Как важна и значительна была бы такая же книга записей из эпохи революции и гражданской войны»[19]. Это пожелание вскоре осуществилось.
В 1925 году появилась вторая книга «Народа на войне», отражавшая период между Февралем и Октябрем, время «керенщины»[20]. Она начиналась разделами «О царе, о Распутине» и «Как приняли революцию». Лейтмотив этого тома был выражен в заглавии одного из следующих разделов — «Кончай войну». Эта книга также получила высокую оценку печати. «Правда», например, назвала ее «исторически ценной, нужной нам книгой»[21].
В конце 1925 года С. Федорченко читает своим друзьям уже третью часть «Народа на войне» — о войне гражданской. Среди ее слушателей были М. А. Булгаков, Л. М. Леонов и другие писатели[22]. А в 1927 году отрывки из этой части печатаются в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Огонек»[23].
Однако вскоре у «Народа на войне» нашлись свои недоброжелатели.
Нужно сказать, что многие из писавших об этой книге воспринимали ее как простую, чуть ли не стенографическую запись подслушанных бесед и рассказов, даже без особой литературной обработки.
«Не знаю, можно ли назвать это искусством,— рассуждал в газете «Речь» Д. Философов.— Какое тут искусство, когда автор ограничился стенографированием подслушанных солдатских думок»[24]. И. Василевский (He-Буква) безоговорочно заявлял: «Г-жа С. Федорченко ни слова не прибавила от себя. Она только любовно и тщательно собрала те беседы солдат между собой, какие ей довелось услышать на фронте»[25]. Материал, представленный в книге, характеризовался как продукт анонимного народного творчества, а писательница именовалась обычно собирательницей (хотя порой с добавлением эпитетов «неутомимая» и «талантливая»).
Основания для такой квалификации работы давала сама Софья Федорченко, определяя в авторских предисловиях характер своей книги. Например, в предисловии к первой (журнальной) публикации, озаглавленной «Что я слышала», говорилось: «Я (...) записывала ежедневно, по возможности точно, все то, что чем-нибудь останавливало мое внимание»[26]. А в более развернутом предисловии к первому отдельному изданию сообщалось: «Была я все время среди солдат, записывала просто, не стесняясь, часто за работой, и во всякую свободную минуту <...>. Пожилые солдаты, те чаще рассказывали мне, даже диктовали иногда. Так я записывала некоторые песни про войну, сказки, заговоры, предания»[27].
Неудивительно, что откликнувшиеся на книгу специалисты по фольклору стали предъявлять писательнице свои профессиональные требования. Так, фольклорист А. М. Смирнов-Кутаческий сетовал на то, что у нее нет настоящей «этнографичности»: «Составительница не указывает ни имен высказывавших суждения, ни места, откуда они происходят (что особенно важно), ни времени, когда записано то или другое <...>. Вообще научно-техническая проработка материала сделана без особого умения»[28].
Как к документу, как к неавторскому, «ничейному» материалу, допускающему свободное использование или произвольную переработку, начали относиться к книге С. Федорченко и некоторые писатели, даже такие крупные художники слова, как Алексей Толстой. В его романе «Восемнадцатый год», в разделах, характеризующих настроения и действия крестьянских масс, можно встретить использование отдельных фрагментов третьего тома «Народа на войне». Таков, например, эпизод с крестьянкой, угостившей вражеского солдата-насильника варениками с подсыпанными в них иголками[29]. У Федорченко, без ссылки на источник, взят и выразительный эпиграф ко всему роману «Восемнадцатый год»: «В трех водах топлено, в трех кровях купано, в трех щелоках варено. Чище мы чистого». (Заметим, кстати, что упомянутые тексты из «Народа на войне» появились в мартовской книжке «Нового мира» за 1927 год, а «Восемнадцатый год» стал печататься там с июльского номера того же года, и Толстой, конечно, внимательно следил тогда за этим журналом.)
17
Архив Горького, т. X, I, с. 110. Цитируемое письмо опубликовано здесь с опечаткой: «построение» вместо «настроение».
20
Федорченко С. Народ на войне, т. II. Революция (Собр. соч. т. II). М., «Никитинские субботники», 1925. См. также публикацию фрагментов из второй книги «Народ на войне» в журналах «Красная новь», 1924, № 5 и «Русский современник», 1924, № 2. Еще в период Февральской революции в петроградской газете «Речь» были напечатаны записи С. Федорченко под заглавием «В эти дни» (1917, № 58, 9/22 марта).
22
См.: ИРЛИ, ф. 369, ед. хр. 499, л. 2—3 (письмо С. 3. Федорченко к М. А. и Л. Е. Булгаковым); ф. 562 (письмо Л. М. Леонова к М. А. и М. С. Волошиным от 18 декабря 1925 г.); ЦГАЛИ, ф. 1611, оп. 1, ед. хр. 75 (Письмо М. А. Булгакова к Федорченко от 24 ноября 1925 г.).