Его на дровни. Свалили и повезли. У нас какие дороги… Короста. Его и подпрыгивает.
— Ох-ох-ох! Помогите, родимые!. Помираю!.
А у него брюхо вспучило, ну не хуже, как у тяжелой бабы.
А уж мать-попадья у тына стоит.
— Что с тобой, батюшка?
— Обрюхател, матушка.
— Ох-ох-ох! Надо за бабкой Маланьей бежать, обабит.
Бабка Маланья пришла попа направлять:
— Здравствуй, батюшка, обрюхател?
— Обрюхател. Не направишь ли?
Она его и так, и сяк, и в бане парила.
— Ничего, — говорит, — веретешком не поможет, рожать будешь.
Тут поп завыл:
— Куда я рожать? Засмеют! Прогонят! Архиерей в синоде судить будет.
— Надо потихоньку, из села долой.
— Куды-ж я пойду?
Ну, ночь пала. У попа воют. Собрала ему попадья шанежек да еще и говорит:
— Иди, батюшка, из села. Сраму примешь.
Он и пойди. Идет да на брюхо косится. Шел это он леском-лединой. Лежит человек убитый. Он и говорит:
— Господи, помилуй и помоги-и! (А на нем хорошие сапоги.)
Да давай с мертвяка сапоги тащить. А тот уж заколел. Сапоги нейдут. Поп взял да сапоги-те с ногами отрезал. В сумку сложил, дале идет.
Ну, уж время на полночь. Стоит изба. Он и попросись ночевать.
Его запустили, он и лег на печь, сапоги под голову. И заспал.
А у хозяев тех корова тельна была. Да в ту ночь отелилась. Они и взяли теленочка, чтоб не замерз, на печь положили. Подле попа. Он ночью проснись — меж ногами мокро. Кто-то помыкивает.
— Свят, свят, свят, да я родил.
От сраму скорей с печи да вон из избы. И котомку призабыл и сапоги-те.
Утром хозяева встали.
— Иди, батюшка, щей хлебать.
Ответу нет.
Они на печь полезли, а там два. сапога, да с ногами. Они и вопят:
— Беда, наш теленок попа съел!
Созвали деревню да того теленка и порешили. А ноги с сапогами зарыли: ведь батюшкины, священнейшего.
А тот поп и сейчас ходит. Может, брюхо-то сбавил.
5. ДВЕ СТАРУХИ И АРХИЕРЕЙ
Однажды в один приход приезжает архиерей. В деревне, где был приход, жили две старухи, которые никогда не видали архиерея. Старухи стали говорить своим сыновьям, чтобы им сходить в церковь и увидеть архиерея. Сыновья стали готовить своих матерей, чтобы подойти старухам на благословение: тогда только тщательно могут увидеть архиерея.
— Чтобы подойти на благословение к архиерею, нужно правую руку положить на левую и приблизиться к нему, а он положит на ваши руки свою, тогда поцелуйте его руку и придете домой, — сказали сыновья своим матерям.
Вот пошли эти старухи. Подходят они к церкви, увидали — стоит карета у церкви. Они думали, что архиерей сидит в карете. А на самом деле архиерей был в церкви, а в карете у него оставалась любимая собака. Старухи стали между собой толковать: заглянуть в карету или ждать выхода? И решили заглянуть. Одна из них говорит:
— Я карету отворю, а ты правую руку на левую сложь, подойди ближе к двери и подставляй; а когда архиерей положит правую руку, ты тогда целуй его руку.
Одна старуха отворяет, а другая сложила свои руки, и подошла к дверцам кареты, и просунула их туда.
А в карете любимая архиерейская собака, увидя старуху со сложенными руками, подумала, что лапку просит. Собака дала лапку — положила старухе на ладонь. Старуха поцеловала эту лапку, стала придерживать дверцу, чтобы другая старушка подошла. Та тоже сложила так руки, просунула в карету, — собака и ей положила лапку на ладонь, и она поцеловала лапку. И веселые пошли домой.
Когда пришли домой, то дети стали спрашивать старух: как, видели они архиерея или нет? А старушки говорят:
— Да, видели.
— Ну, кого он из себя представляет?
— Ой, батюшки! — говорят старухи. — Весь на нашего барбоса походит.
Сыновья удивились и подумали: «Видно, все архиереи — псы».
6. ВИДЕЛ ЛИ АРХИЕРЕЙ ДУШУ ЧЕЛОВЕКА?
В одном монастыре жил архиерей. Он держал у себя келейника, который ухаживал за архиереем, стлал ему постель, варил еду. Келейник был неграмотным. Архиерей держал его потому, что он всегда в спальне и в келье наводил порядок.
Однажды келейник запоздал. Приходит он к спальне и хотел прийти приготовить постель. Когда стал тянуть дверь спальни, то дверь была крепко заперта. Он так удивился: «Почему архиерей так рано лег спать?». Он хотел зайти к нему и просить извинения, но не хотел нарушать сон архиерея и стал прислушиваться. Если только архиерей не храпит, значит, он не спит, а если храпит, то он отошел ко сну. Но вместо храпения он услышал разговор. Говорил архиерей: