Когда солнце приблизилось к Малому Народу, Мау прошёл вдоль пляжа и вступил в Нижний лес.
Здесь всё тронулось в рост с такой силой, что это можно было услышать. В Нижнем лесу всегда темно, поэтому когда большое каноэ пробило в сплошном лиственном пологе бреши, через которые на землю, годами не видевшую света, пролилось сияние ясного дня, началась яростная борьба за место под солнцем. К небу наперегонки тянулись зелёные побеги, лопались почки, с тихим треском прорастали семена. Лес отвоёвывал своё, накатывая на просеку собственной зелёной волной. Через каких-то полгода никто и не догадается, что здесь произошло.
Завидев корпус большого каноэ, Мау пошёл медленнее, но никакого движения рядом с лодкой так и не заметил. Тут надо быть поосторожнее. Слишком легко допустить ошибку.
Слишком легко допустить ошибку.
Она ненавидела имя Эрминтруда. Особенно эту "труду". "Эрмин" ещё куда ни шло. "Труди" тоже было бы неплохо, звучит забавно, по крайней мере, но бабушка заявила, что Труди - слишком "коротко", и хотя было непонятно, что она имела в виду, пользоваться таким сокращением строго-настрого запретила. Даже "Гертруду" можно было бы стерпеть. Тут, конечно, остаётся ненавистная "труда", однако одну из принцесс Короны звали Гертруда, и некоторые газеты сократили её до "Герти", а это уже похоже на имя девушки, получающей хоть какое-то удовольствие от жизни.
"Но Эрминтруда, - размышляла она, - как раз подходящее имя для неудачницы, которая сначала приглашает молодого человека на чашку чаю, а потом всё делает неправильно". Угольная печка дымила, в бочке с мукой обнаружился дохлый омар, отчего эта мука пахла весьма странно, да ещё вдобавок кое-где шевелилась, а ведь она не должна себя так вести, наверное. Эрминтруда сумела вскрыть последнюю жестянку с "Патентованным Вечным Молоком Доктора Пондбери", которое, согласно надписи на банке, "через год обладает точно таким же вкусом, как и в день упаковки". К сожалению, это была, похоже, чистая правда. Молоко пахло утонувшими мышами.
О, если бы её учили как следует! О, если бы кто-нибудь догадался потратить хотя бы полдня, прививая ей навыки, полезные человеку, потерпевшему кораблекрушение на необитаемом острове! В конце концов, такое может случиться с каждым! Даже элементарные советы о тонкостях приготовления печенья пришлись бы как нельзя кстати! Но нет, бабушка всегда утверждала, что леди не должна держать в руках ничего тяжелее зонтика от солнца, и ни при каких обстоятельствах не должна переступать порог кухни, исключая случаи приготовления Недорогого Благотворительного Супа для Достойных Бедняков, каковых, по мнению бабушки, на белом свете было крайне мало.
- Всегда помни, - частенько (даже слишком) повторяла она, - ст0ит умереть всего лишь ста тридцати восьми другим наследникам, и твой отец станет Королём! А значит, ты однажды можешь стать королевой!
Бабушка всегда говорила это с особым блеском в глазах, который позволял предположить - планируются 138 убийств. И даже краткое знакомство с престарелой леди не оставляло сомнений, что она вполне способна их организовать. Никаких грубостей, разумеется. Никакой суеты с кинжалами и пистолетами. Только весьма элегантные и тактичные убийства. Упавший кирпич здесь, замёрзшая лужица на высокой стене замка там, а подозрительное бланманже на дворцовом банкете (мышьяк так похож на сахар, верно?) поможет позаботится сразу о нескольких претендентах… Впрочем, вряд ли бабушка была способна зайти настолько далеко. Тем не менее, старуха жила надеждой, а тем временем по мере сил внимательно следила, чтобы её внучку не дай Бог случайно не научили чему-нибудь практически полезному.
И вот вам, пожалуйста, результат: Эрминтруда, вооружённая лишь своим идиотским именем, пытается приготовить традиционный дневной чай на обломках корабля посреди джунглей! Почему никто не предусмотрел подобного оборота событий?!
А приглашённого молодого человека бабушка наверняка сочла бы дикарём. Но он не был дикарём. Девушка видела, как он хоронил тех людей в море. Брал тела на руки очень бережно, даже собак. Не выбрасывал их прочь, словно мусор. Заботился о соблюдении ритуала. Он плакал, но не замечал её, даже когда она стояла прямо пред ним. Только однажды его заплаканные глаза почти сфокусировались на ней, но потом он просто прошёл мимо и вернулся к своему скорбному труду. Он вёл себя столь бережно и деликатно, что никак не мог быть обычным дикарём.
Тут она вспомнила, как первый помощник Кокс стрелял из своего пистолета по обезьянам, пока корабль стоял на стоянке в устье реки где-то на побережье моря Церамис. Кокс хохотал, наблюдая, как коричневые тельца падают в воду, и особенно радовался, если обезьяна была ещё жива, когда к ней бросались голодные крокодилы.