Он любит ее; чтобы приобрести еще клочок, он согласен на все, даже на временную разлуку с нею: если надо, он эмигрирует, уезжает далеко. На чужбине его поддерживают думы о земле и память о ней. Как по-вашему, о чем мечтает странствующий савойский торговец, присев отдохнуть на камень у ваших дверей? О клочке земли, засеянном рожью, о лунке, который он купит, вернувшись в родные горы. Правда, для этого понадобится лет десять...[86] Все равно! Эльзасец, чтобы через семь лет купить приглянувшийся ему участок, закабаляет себя, рискует жизнью в Африке. Бургундка, чтобы расширить виноградник на несколько футов, отлучает своего ребенка от груди чересчур рано, идет кормить чужого... «Быть может, ты помрешь, сынок, — говорит отец, — но коли выживешь, то у тебя будет земля!»
Какая жестокость, какие бесчеловечные слова, неправда ли? Но вдумайтесь в их смысл, прежде чем осудить того, кто их произносит. «У тебя будет земля!» Это значит: «Ты не будешь наймитом, которого могут выгнать в любой день и час; тебе не придется закабалять себя за кусок хлеба, ты будешь свободен!» Свободен! В этом великом слове заключено достоинство человека. Без свободы все лучшие свойства его души — ничто.
Поэты часто говорят о гипнотической силе воды, о наваждении, грозящем неосторожному рыбаку. Гипнотическая сила земли куда опаснее. Велик ли участок или мал, он неизменно кажется его собственнику недостаточно большим, ему всегда хочется округлить свои владения. Он убежден, что не хватает лишь самой малости: вон той полоски, (вон того клина... Его вечно мучает искушение прикупить землицы, заняв для этого денег. Рассудок твердит: «Копи для этой цели, но не занимай!» Однако копить чересчур долго, и тайное желание шепчет: «Займи!» Но сосед, человек опасливый, не склонен одалживать деньги, хоть залогом является участок, не обремененный долгами и не являющийся предметом тяжбы. Сосед боится: а вдруг отыщется наследник - какая-нибудь женщина или подопечная сирота, чьи претензии будут признаны первоочередными (таковы наши законы). Что тогда останется от залога? Поэтому он не решается ссудить деньги. Кто ж это сделает? Местный ростовщик или стряпчий, наторевший в законах и разбирающийся в делах крестьянина лучше, чем он сам, хранящий у себя его документы на землю. Этот выжига знает, что ничем не рискует, и охотно, «по дружбе», одалживает (а сам говорит, что лишь отыскал заимодавца) нужную сумму за семь восемь — десять процентов в год.
Возьмет ли крестьянин эти роковые деньги? Его жена обычно придерживается мнения, что делать этого не следует. Дед, будь он жив, тоже отсоветовал бы. Предки, исконные французские крестьяне, наверняка не стали бы занимать деньги. Терпеливые и скромные люди, они рассчитывали лишь на собственные сбережения: медяки, сэкономленные на пище, монетки, вырученные в базарный день и той же ночью прибавленные к другим монеткам, хранящимся в зарытой в погребе кубышке (как подчас водится и теперь).
Но нынешний крестьянин уже не таков: у него кругозор шире, он служил в солдатах, был участником великих дел и привык верить, что можно свершить невозможное. Покупка земли для него все равно, что сражение: он идет в атаку и не отступит. Это его битва при Аустерлице,[87] он выиграет ее — не без труда конечно; он это знает, он и не то видывал при старом режиме.
Если он храбро сражался, когда ему грозили пули, то разве дрогнет он, борясь за землю? Придите до рассвета, вы уже застанете в поле и его, и всех домочадцев, включая только что родившую жену, которая еле волочит ноги. В полдень, когда даже скалы трескаются от зноя, когда даже плантатор дает своим неграм передышку, этот добровольный раб не отдыхает. Посмотрите на его пищу, сравните ее с пищей рабочего: последний и в будние дни питается лучше, чем крестьянин по воскресеньям.
Этот человек способен на героические подвиги; он решил, что сила его воли может одолеть все, даже время. Но он не на войне. Время нельзя одолеть, оно беспощадно: долг все растет, а силы крестьянина все убывают. Борьба продолжается. Если земля приносит, скажем, два франка, ростовщику надо отдать восемь. Это все равно, что бороться одному против четырех. Чтобы уплатить проценты за год, надо работать четыре года.
86
Leon Faucher. La colonie des Savoyards à Paris. — «Revue des Deux Mondes», novembre, 1834, IV, 343.
87