Проблема развития французской промышленности весьма усложняется внешнеполитическим положением страны. Почти вся Европа относится к нам недоброжелательно, и Франция утратила не только былых союзников, но и всякую надежду получить новые рынки сбыта как на Востоке, так и на Западе. Развивая свою промышленность, мы исходили из необоснованного предположения, что англичане, наши исконные соперники, станут нашими друзьями. Несмотря на их «дружбу», мы оказались взаперти, мы замурованы, словно в склепе. Франция, насчитывающая двадцать пять миллионов солдат-земледельцев, поверила промышленникам на слово, сдержала себя и не двинулась к берегам Рейна. Она вправе теперь сожалеть о легковерии, проявленном заправилами индустрии; будучи умнее их и дальновиднее, она не сомневалась, что англичане останутся англичанами.
Все же промышленник промышленнику рознь. Некоторые из них, вместо того чтобы мирно дремать за тройной стеной таможенных барьеров, храбро продолжают борьбу с Англией. Мы благодарны им за героические усилия, с какими они стараются удержать на весу камень, которым англичане хотят придавить нас. Борясь с английской, наша промышленность, несмотря на все невыгоды своего положения (часто издержки производства на целую треть выше, чем в Англии), тем не менее неоднократно одерживала победы над своим противником, причем именно там, где требовались блестящие способности и неистощимое богатство выдумки. Наша индустрия побеждала с помощью искусства.
Следовало бы написать отдельную книгу об энергичных стараниях Эльзаса, который, отнюдь не будучи проникнут духом наживы, сумел, не скупясь на расходы, использовать все средства производства и призвал на помощь науку, чтобы добиться красоты своих материй, чего бы это ни стоило. Лиону удалось превосходно разрешить задачу, как без конца разнообразить свои шелка, причем чем дальше, тем больше изобретательности выказывается взявшимися за это дело. А что сказать о волшебнице – парижской индустрии, которая удовлетворяет самые непредвиденные, ежеминутно меняющиеся прихоти потребителей?
Неожиданное, поразительное явление: Франция торгует! Франция, подвергшаяся изоляции, навлекшая на себя осуждение, обреченная… Приезжают гости из-за границы; сами того не желая, они вынуждены покупать.
Они покупают образцы, чтобы с грехом пополам воспроизводить их у себя дома. Один англичанин официально уведомляет, что им основан в Париже торговый дом исключительно для приобретения образцов французских товаров. Английскому или немецкому фальсификатору достаточно купить в Париже, в Эльзасе, в Лионе несколько штук сукна, полотна, шелка, чтобы имитировать их и наводнить своей продукцией весь мир. Это похоже на то, что происходит в книготорговле: во Франции пишут, а в Бельгии издают и продают.
К несчастью, высокими качествами отличаются как раз те из наших товаров, которые подвержены наибольшим изменениям, так что их производство приходится всякий раз развертывать почти заново. Хотя искусство и отличается той особенностью, что во много раз увеличивает ценность сырья, все же в таких условиях промышленность почти не дает доходов. Англия же, наоборот, сбывающая свои товары нецивилизованным народам всех пяти континентов, выпускает массовым образом стандартные, одинаковые изделия; их производство не требует ни поисков нового, ни частой переналадки. Такие товары более или менее широкого потребления всегда прибыльны.
Трудись же, Франция, и оставайся бедной! Трудись без устали и терпи! Быть щедрыми на выдумку или погибнуть – таков девиз тех промышленных предприятий, которыми ты славишься, которые прививают всему миру твои взгляды на искусство, твой вкус и чувство изящного.
Глава V
Тяготы торговца[132]
Человек, который трудится, будь то рабочий или фабрикант, обычно считает торговца бездельником. Действительно, чем занят торговец? С утра до вечера сидит в своей лавке, читает газету, болтает с покупателями, а вечером подсчитывает выручку. Нет такого рабочего, который в глубине души не мечтал бы стать лавочником, лишь только удастся скопить малую толику.
Торговец – тиран фабриканта. Все свои придирки, все претензии покупатели предъявляют фабрикантам через торговцев. А нынешний покупатель хочет, чтобы все доставалось ему как можно дешевле: это – бедняк, которому взбрело в голову корчить из себя богача, это – недавно разбогатевший, которому неохота расставаться с деньгами, только что попавшими в его карман.[133] Покупатель требует, чтобы внешний вид товаров был как можно лучше, а цена – как можно ниже; добротность для него – качество второстепенное. Кто станет покупать дорогие, хотя бы и отличные часы? Никто! Даже богачи предпочитают красивые дешевые часы.
Торговец должен обманывать своих покупателей, обмеривать и обвешивать их, иначе он разорится. Всю жизнь он ведет непрестанную войну на два фронта: с взбалмошными покупателями, обжуливая их, и с фабрикантами, требуя товаров дешевле и лучше, чем поставляемые ими. Придирчивый, мелочный, притязательный торговец сообщает фабриканту о сумасбродных капризах ее величества Публики, что ни день – то новых, дергает его то туда, то сюда, заставляет непрерывно вносить изменения в производство, мешает проявлять инициативу и зачастую делает невозможным внедрение важных изобретений.
Торговцу необходимо, чтобы фабрикант помогал ему обманывать покупателей, шел на всякие ухищрения, не останавливаясь перед фальсификацией. Я слышал жалобы промышленников на то, что их принуждают поступать против чести: им предоставляется на выбор либо банкротиться, либо принимать участие в самых наглых плутнях. Использовать сырье худшего качества уже не достаточно: идут на прямые подделки, ставят на товаре клеймо более известной фабрики.
Брезгливость, с какою относились к коммерции и промышленности древние республики и гордые бароны средневековья, мало обоснована, если под промышленностью разуметь сложное производство, требующее участия науки и искусства, а под коммерцией – оптовую торговлю, которая не может обходиться без обширных связей, информации, комбинаторного таланта. Но эта брезгливость вполне оправдана, поскольку она обусловлена обычаями торгово-промышленного мира, печальной необходимостью, заставляющей торговцев постоянно обманывать, мошенничать и подделывать.
Не колеблясь утверждаю, что честному человеку лучше быть простым рабочим, которым помыкает мастер, нежели торговцем. Доля рабочего тяжела, зато душа его свободна. Куда худшее рабство – закабалить душу, быть принужденным изо дня в день, с утра до вечера скрывать свои мысли и лгать.
Представьте себе, что этот человек был некогда солдатом, что в глубине души у него сохранилось чувство чести… Как он должен страдать, смирившись с такой судьбой!
Хоть это и странно, но он ежедневно надувает и мошенничает как раз для того, чтобы не запятнать свое честное имя. Для него бесчестьем является не обман, а банкротство. Чтобы сохранить свою коммерческую репутацию, он готов пойти на любое надувательство, даже на такое, которое можно приравнять к воровству, подделке, отравлению… Конечно, отравлению постепенному, безобидному, крохотными дозами яда. Но даже если торговцы, как они утверждают, и примешивают к съестным припасам лишь безобидные, неядовитые, нейтральные вещества,[134] то и в этом случае рабочие, которые рассчитывали с помощью этих продуктов набраться новых сил, но не получили ничего полезного для себя, обмануты; им приходится тратить, так сказать, основной капитал, неприкосновенный запас. Это истощает их организм, подрывает их здоровье, укорачивает их век.
132
Мы говорим здесь о торговцах-одиночках, преобладающих во Франции, а не о торговых предприятиях на паях, которые имеются пока лишь в нескольких больших городах.
133
Это – новые прослойки, только что появившиеся, как очень хорошо объясняет Леклер (Lес1аіrе. Peinture en bâtiment). Они не знают настоящей цены вещам, хотят, чтобы все блистало позолотой, будь это даже фрески темперой.
134
Однако при судебном разборе дел о фальсификации было доказано, что многие из этих примесей отнюдь не безвредны (см.: «Journal de Chimie médicale»; «Annales d'Hygiène»; Garnier et Harel. Falsifications des substances alimentaires, 1844).