Эта любопытная деталь ряжения — закрывать лицо или глаза, чтобы «русалка» ничего не видела, — перекликается с рассмотренными выше описаниями мифологической русалки в поверьях («лица не видно», «с закрытыми глазами», «з доўгими волосами, якия закрывали вочы») и дает основание напомнить, что мотив «невидимости», как и «слепоты», признан особенностью персонажей «загробного мира» [Пропп 1946, с. 60; Седакова 1983, с. 52]. Ср., например: «Русалку наряжали у платок, косы опускали так, штоб глаза закрыты были. У кожнай групы девак — свая „русалка“» [ПА, Злеев]; «Аденем ей вянок из васильков, ленты прывьязували, платки якые старые з махрами обьязують, хвартухы, так ото косы спускае, шчоб висели на лоби (показывает жестом, что волосы закрывали лицо)» [ПА, Грабовка].
Как и наличие венка, обязательным знаком ряжения считались распущенные по плечам волосы («незаплетена девки ходили», «русалка косы распускала»), что тоже полностью соответствовало представлениям о русалках, известным по материалам поверий и быличек. Естественно, что в обрядовой традиции ряжения более заметно преобладание черт привлекательного персонажа, чем это было в поверьях, где русалка часто изображалась косматой, страшной, заросшей, голой. Только редкие свидетельства фиксировали в ряжении некоторые признаки «страшного» облика: «рядили одну бабу старую, клали ей горб на плечи», «старая баба адене рубашку белаю», «парни вставали на вилки, надевали белые рубашки и повязывались платками».
Белая одежда или полураздетость — одна из частых особенностей ряжения: «Сплятом таку уже касу доўженну с крапивы, акутаем якою полкою яе белою, шоб видно, когда тёмно… Ветками ее обвязывали, понастыркаем всякого, прибяром и уже вядом» [ПА, Мощенка]; «Диўчата идуть да кладбишча… А там якая деўка разберецца, ў адной сарочце заховаецца, шчо ее нихто не бачыть, да вускачыть така срашенна, бягыть, каб сьмерть сама… А му ўтякаем» [ПА, Ручаевка]. В с. Замошье, где терминология «проводы русалки» не обнаружена, на Ивана Купалу, когда за селом собиралась молодежь, — «одна раздеваеца и робица „русалка“, ў грази мажеца. Палица агонь, и уже ета русалка бяжыть и крычыть… бегае за детьми» [ПА].
Чаще, однако, отмечалось, что «русалку» одевали нарядно, украшали цветами, лентами, иногда водили ее в наряде невесты: «Аденем белае платье, зробим ей венка, фату белу и ведом и спиваем ў вечере» [ПА, Барбаров].
В большей степени черты «устрашающего» облика русалки характерны для ряжения южнорусского типа обряда. По материалам Д. К. Зеленина, русалок изображали девушки в одних рубашках, с распущенными и перекинутыми на лицо волосами, одетые в безобразную одежду, чернили лицо сажей, рядились чучелами, по некоторым вариантам описаний, они участвовали в обряде «проводов» верхом на кочерге и с помелом в руках [Зеленин 1916, с. 236–240]. В Рязанской и Саратовской губ. в отдельных вариантах обряда роль русалки выполняло «чучело женского вида» (ржаной сноп, обряженный в женскую одежду, или тряпичная кукла), однако такой тип обряда Д. К. Зеленин считал редкостью. Из полесских материалов варианты с соломенным чучелом — тоже редкие — встречаются лишь там, где этот обряд приурочен ко дню Ивана Купалы [Довнар-Запольский 1909, с. 311; Радченко 1888, с. 26].
в) Пространственно-временные характеристики. Во многих описаниях ПА опущены данные о времени проведения обряда. Там, где они есть, всегда называется вечер или время после захода солнца: «ў вечер ў васкресенне праводят (русалку)» [ПА, Дубровица]; «ў понедельник, после уже Троицы… так уже ў вечери собираются бабы на улицу, вьют венки» [ПА, Углы]; «вечером, тёмно уже…» [ПА, Ручаевка]; «обряд происходил около полуночи» [ПА, Мощенка].