Действительно, полесская демонология по сравнению с севернорусской, кар-патоу крайне кой и восточнопольской выглядит нс столь представительной и многообразной по составу мифологических персонажей. К тому же сведения о них бытуют чаще всего в форме лаконичных поверий, реже — в виде развернутых, сюжетно оформленных повествований. Тем нс мснсс если учитывать весь круг полесских демонологических функций и мотивов, то станут очевидными не только совпадения по всем основным параметрам с восточнославянской традицией, но и чрезвычайно показательные параллели с западнославянской и карпатоу крайне кой мифологией.
Что можно сказать о нынешнем состоянии «низшей» мифологии Полесья, если судить о ней по данным нашего архива? Прежде всего, можно констатировать высокую степень популярности актуальных верований о сверхъестественных свойствах «знающих» людей — колдунах, ведьмах, знахарях, чернокнижниках. Замечание К. Мошиньского о том. что «ведьмы выступают в Полесье почти исключительно в роли обычных людей», можно объяснить тем, что в западнославянской и карпатской мифологии аналогичные персонажи («босорки», «чаровницы», «стриги») в значительно большей степени наделяются признаками опасных демонических существ, людей-двое душников, которые нападают на спящих людей по ночам или пьют их кровь. Для полесской ведьмы наиболее характерными являются функции, связанные с насыланием порчи на односельчан и отбиранием в свою пользу всех хозяйственных благ (молочности коров и урожая злаков и т. п.). В этом смысле полесская традиция сближается с восточнославянской. Широко представлены в Полесье также поверья о русалках, однако они в большей степени разработаны и распространены в р-нах Западного Полесья, тогда как в восточно-гомельских и черниговских селах собиратели на вопрос о русалках часто получали либо весьма ску пые сведения, либо сообщения о «русалке»-ряженой, т, е, об участнице троицкого обряда «проводов русалки», известного в восточных областях Полесья. Со всей определенностью можно говорить о том. что именно ведьма и русалка выступают в полесских верованиях теми стержневыми образами, вокруг которых группируется основная масса мотивов, относящихся к сфере полесской «женской» демонологии. А условно выделяемая «мужская» демонология представлена тремя центральными типами персонажей; черти, «заложные» покойники и домашние духи: в какой-то степени к ней примыкает также образ волколака, но поверья о нем не столь многочисленны и известны в Полесье не повсеместно.
Полностью подтверждается наблюдение К. Мошиньского о том, что самым популярным, общеизвестным, выделяющимся по многообразию демонологических функций, мотивов и их текстовых воплощений оказывается в Полесье образ черта. С одной стороны, он выступает как более или менее самостоятельный мужской персонаж, наделенный своим собственным набором признаков, а с другой— как некий обобщенный образ всей нечистой силы в целом. Он легко замешает почти любого из персонаясей; «ходячего» покойника, водяного, болотника, лесовика, полевика. домовика, хлев ника, летающего змея, духа, вредящего скоту, вызывающего болезни и т. п. Соответственно, группа так называемых «природных ду хов», которая в мифологической системе некоторых региональных традиций (например, на Русском Севере) занимает центральное место, в Полесье представлена крайне слабо. Поверья о мифических существах, обитающих в лесу, поле, воде, болоте и т. п., закрепляются не за индивидуальными образами, различающимися по способу номинации. а соотносятся с одним и тем же персонажем — чертом: ср народные названия этих «локальных» ду хов: чарт водяиый, лозовый чорт, болотный чэртяка, лисавой бес и под. В расчете на сбор данных о духах-« хозяев ах» природных локусов в программу наших экспедиций были включены вопросы типа: «Как называется. как выглядит и чем опасна нечистая сила, живущая в лесу, в воде, в поле, на меже, появляющаяся в полдень, в полночь?» Типичными ответами на этот пункт программы были следующие: «У лисе, у води, у лоз л — чорт сидит» (Ласицк): «В лесу е нечистый, и в воде е нечистая сила» (Красностав); «В лесу сатана водить, злый ду х, нэвпдимая сила» (Засимы). Если же собиратель сам называл демонологический термин и просил дать его толкование, то чаще всего получал ответы: «Лешак— тот самый чорт» (Ветлы); «Лесовик— то ето одно: анцыхристы, чэрти» (Замошьс); «В рэке нэчыстый сидит, чорт» (Заболотьс). Ценными свидетельствами являются также личные комментарии собирателей, не получивших ожидаемого ответа на указанный пункт программы: «Специального названия для лесного и водяного персонажа в селе нет» (Дяковичи); «О лешем и водяном ничего не известно» (Дягова); «Особых названий для нечистой силы, живущей в лесу, воде, поле, появляющейся в полдень, полночь, — нет» (Копачи); «Водяного, полевого духа нс знают» (Журба); «Водяные, полевые мифологические персонажи не известны; в воде есть черти» (Комаровичи); «В селе нет четкого разграничения мифологических персонажей: в одном тексте может упоминаться один и тот же персонаж то под именем домового, то ведьмы, то русалки, то черта» (Челхов); «Ничего не известно о лесных, водяных, полевых ду хах; о появляющихся в полдень — тоже. Массовые ответы» (Ополь). Подобных записей в нашем архиве множество.