Александр I финансировал издание „Истории“ на льготных условиях. Карамзин написал „возлюбленному монарху“ благодарственное посвящение. Оно было составлено в таких верноподданических тонах, с таким лакейским воспеванием деяний „великодушных Царей“, что читать это посвящение, да и саму „Историю“, многим современникам было стыдно.34
Карамзин подвергся заслуженной критике за то, что написал историю государей, а не государства и народа.35 Колкая эпиграмма на Карамзина, авторство которой приписывается А. С. Пушкину, блестяще высмеяла придворного историка. Поэт писал: „В его 'Истории' изящность, простота / Доказывают нам, без всякого пристрастья, / Необходимость самовластья / И прелести кнута.“36
Несколько позже похожее верноподданичество объяснило невероятную популярность такого официального историка, как архи-консерватор Д. И. Иловайский. При этом канон прославления Империи и обеления многочисленных прегрешений монархии представлял собой очевидный конфликт интересов.
Цель и смысл написания истории заключается в непредвзятом установлении фактов, в независимом, научном поиске истины. Вместо этого в своей трактовке событий официальная историография традиционно выступала как апология правящего строя задним числом.
Историческая наука долгое время оставалась в тени российской государственности. Правительство сознательно использовало историю в своих целях и направляло её в чётко заданное русло. Для успешного управления и колонизации новых земель Российской империи требовалось колонизовать умы и сердца населения. Успех диктата и внешней территориальной экспансии требовал внутреннего приобщения к самодержавной идеологии. История играла в этом процессе ключевую роль и учила народ патриотизму и повиновению.37
Цензура помогала держать историографию в узде.38 Историческая наука делилась на то, о чём можно было писать, на то, о чём можно было говорить лишь эзоповым языком, и на откровенное табу. Характерно, что когда литератор Д. И. Фонвизин собирался перевести и издать Тацита, то Екатерина II не позволила ему ознакомить русских читателей с античным автором, поскольку считала его историком-тираноборцем.39 В России существовала масса подобных примеров.
Позже Третье Отделение с его политической полицией докладывало правительству об оппозиционных течениях в науке в целом и в истории в частности.40 Философ Николай Бердяев заметил: „Россия – самая государственная и самая бюрократическая страна в мире; всё в России превращается в орудие политики.“41 По мнению Бердяева, русская государственность занимала положение сторожевое и оборонительное.42
Слова философа били в цель. Более того, как часть политического истеблишмента сама историография занимала положение сторожевое и оборонительное. И если бы историки Российской империи вдруг отклонились от привычной линии и написали правду об истинном закабалении, беззаконии и эксплуатации в стране, то здание монархии бы заметно пошатнулось.
Вместо этого государство регулировало историческую науку, а наука регулировала умы населения. Государство держало науку на коротком поводке. В годы правления Николая I либеральных профессоров изгоняли из университетов.43 В Казанском университете были выпущены инструкции начальству. В предписаниях профессорам объяснялось, как именно надо преподавать историю и другие науки.44
В XIX веке российский абсолютизм окончательно оформился в репрессивное, классовое полицейское государство. Чрезмерный либерализм и критика правящей династии не допускались.45 Инакомыслие и свободолюбие в „тюрьме народов“ были чреваты серьёзными последствиями.46
Талантливый русский поэт и гуманист И. С. Никитин писал в середине XIX века: „Нет в тебе добра и мира, / Царство скорби и цепей, / Царство взяток и мундира, / Царство палок и плетей.“47 Режим самодержавия наложил глубокий отпечаток на учёных в плане самоцензуры.48
Историография начала постепенно отвоёвывать позиции лишь с начала XIX века. В Российской империи появились исторические общества, исторические издания, началась оживлённая полемика в печати.49 Жестокое подавление восстания декабристов привело к отрезвлению в обществе. Оппозиционные настроения среди интеллигенции и студенчества усиливались. В обществе началось брожение умов.50
34
Карамзин Н.М. История Государства Российскаго. Т. 1 печатано в Военной типографии Главнаго штаба Его Императорскаго Величества, СПб., 1816-1817, стр. IV-VIII
35
Полевой Н.А. История русскаго народа. Т.1, Типография Августа Семена, при Имп. мед.-хирургической академии, Москва, 1829, стр. XXXVI
36
Гербель Н.В. Стихотворения А.С. Пушкина, не вошедшие в последнее собрание его сочинений, Берлин, 1861, стр. 103
37
Ломоносов М.В. Древняя российская история от начала российского народа до кончины Великого Князя Ярослава Первого или до 1054 года, Типография Императорской Академии Наук, СПб., 1766, стр. 4
38
Щапов А.П. Сочинения А.П. Щапова. Том 3, Издание М.В. Пирожкова, СПб., 1908, стр. LIX-LX
39
Пештич С.Л. Русская историография XVIII века, Ч. II, Издательство ЛГУ, Ленинград, 1961 , стр. 20
40
„Россия под надзором“: Отчеты III отделения 1827—1869: Сборник документов, Российский фонд культуры: Российский Архив, Москва, 2006, стр. 401-402
41
Бердяев Николай, Душа России, Типография товарищества И.Д. Сытина, Москва, 1915, стр. 10
42
Бердяев Николай, Душа России, Типография товарищества И.Д. Сытина, Москва, 1915, стр. 11
43
Мельгунов С.П. Дела и люди Александровского времени: Т.1, Ватага, Берлин, 1923, стр. 270
44
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: Том XIIIА (26). Исторические журналы -Калайдович, Семеновская Типолитография (И.А. Ефрона), СПб., 1894, стр. 498; Мельгунов С.П. Дела и люди Александровского времени: Т.1, Ватага, Берлин, 1923, стр. 270
46
Авангард. Воспоминания и документы питерских рабочих 1890-х годов/ Сост. Е.Р. Ольховский, Лениздат, Ленинград, 1990, стр. 8-16, 28-36; Минор О.С. Минор О.С. Это было давно… (Воспоминания солдата революции), Директ-Медиа, Москва/ Берлин, 2019, стр. 3-14
49
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: Том XIIIА (26). Исторические журналы -Калайдович, Семеновская Типолитография (И.А. Ефрона), СПб., 1894, стр. 484-488; Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли, Юрайт, Москва, 2018, стр. 159