Читать онлайн "Народная история России. От Первой мировой до установления советской власти" - Проданов Денис Станиславович - RuLit

Адвокат Н. П. Карабчевский по праву заметил, что о каком-либо правительственном курсе в это время смешно было не только говорить, но даже помышлять. По мнению Карабчевского, с каждым новым назначением власть всё распылялась и распылялась, превращаясь в нечто абсолютно мифическое: „Бедный царь ездил в Ставку и обратно, сжимал в своих объятьях неразлучного с ним любимого сына и – увы! – не чувствовал и не сознавал, что под его ногами уже звучит зловещая пустота.“754

При этой каледоскопической смене курса Николай II снова и снова призывал народ объединиться. Несмотря на вред хозяйству, промышленности и экономике страны в ходе войны, царь делал всё, чтобы выставить себя патриотом. Патриотами себя выставляли и фабриканты, получавшие от правительства авансы с субсидиями и делавшие на войне колоссальный капитал.755

Однако всё это были лишь пустые слова. На деле пропасть между общественностью и монархией расширялась. Николай II проявил себя как слабый, бесхарактерный, неспособный к действию человек.756 757 Самодержец был посредственностью, лицом весьма ограниченных умственных и духовных способностей.758

Очевидцы констатировали фаталистическую покорность судьбе императора и его почти рабское подчинение жене.759 Современники также отмечали, что у Николая была присущая ему в корне „наплевательская“ точка зрения на всё вообще и на Российскую империю в частности.760 По словам князя С. М. Волконского государь являл собой пустое место.761

Поэт А. А. Блок красноречиво заметил, что Николай II, упрямый, но безвольный, нервный, но притупившийся ко всему, изверившийся в людях, задерганный и осторожный на словах, был уже „сам себе не хозяин“.762 Другие характеристики самодержца были не лучше. Распутин говорил, что у Николая „чего-то не хватает внутри“. А по утверждению эсера В. М. Чернова, „казалось, это не человек, а его плохая копия.“763

У прогрессивных современников абсолютистский режим и сам Николай II вызывал ненависть, презрение и стыд.764 В глазах писательницы Нины Берберовой, император 23 года вёл страну от позора к позору.765 И сколько бы его властная супруга не повторяла „будь властелином, и все преклонятся перед тобой!“, „будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом – сокруши их всех“, царь продолжал безвольно плыть по течению.766 767

В салонах, магазинах и кафе люди открыто высказывались в пользу дворцового переворота и смену власти.768 Одновременно с этим к 1917 году авторитет Госдумы резко повысился.769 Чем реакционней было правительство, тем либеральнее становился думский Прогрессивный блок.770

Осмелевшие депутаты открыто выступали против полицейского режима монархии.771 По выражению мемуариста Н. А. Бородина, Госдума, в которой произносились обличительные речи против правительства и придворных интриг и мерзостей, стала истинным граммофоном хода внутренних событий.772

Как отметил меньшевик Б. О. Богданов, знаменитые речи об измене царицы, о предательствах во время войны, читаемые повсеместно, как бы подвели революцию к Думе. Богданов вспоминал, что речи оппозиционных депутатов, особенно социалистов, огромными тиражами печатались в типографиях и развозились по фабрикам, заводам, различным предприятиям и университетам.773

Жизнь в стране становилась всё более невыносимой. Причём не только для простого люда, но и для более обеспеченных слоёв. В результате инфляции домовладельцы повышали цены за комнаты и углы.774 Из-за наплыва беженцев квартирный вопрос обострился.775

По воспоминанию современников, революцией бредили все, даже люди обеспеченные, даже те, кто считали себя консерваторами.776 Как отметил журналист В. А. Поссе, война приблизила революцию не только хозяйственной разрухой и тяжёлыми условиями жизни, но и обострением критического отношения к старому государству и его заправилам.777

Живые силы страны стали не просто общественностью, но „революционной общественностью“.778 Кризис в стране усугублялся с каждым днём. Историк журналистики М. К. Лемке вспоминал, что Россия попала в безвыходное положение, в котором уже не было возможности предвидеть конец. Очевидец продолжил: „Мы летим на всех парах к какому-то страшному краю, к тому ужасному концу, который никому не ясен, но неизбежен.“779