Это был партизан Иваныч, человек саженного роста с автоматом на широкой спине. В отряде он был командиром отделения автоматчиков. Всем составом своего отделения он сопровождал пленных в Красную Слободу прямо из Шилинки. Теперь, пока готовили для пленных помещения, он расположил их в затишье на опушке леса, развел костры, на одном из которых в огромном казане готовил для них завтрак. Иваныч ходил от одной группы пленных к другой, сдвинув кубанку на затылок, весело разговаривал, вернее размахивал большими руками, стараясь втолмачить что-то пленным, он то стучал кулаком себя в грудь, то тыкал им в грудь собеседника.
— Я колхозник — землю пахал, — объяснял Иваныч и скреб пятерней землю, изображая плуги. — Трактором, понимаешь? — продолжал он и крутил при этом в воздухе воображаемую баранку, громко рыча, мастерски подражая трактору. — А ты кто?
Венгры злобно смотрели на него непонимающими глазами и сторонились.
— Вот турки, — говорил он, сожалеюще разводя руками, — ничего не понимают. Ничего, скоро всему обучимся. Кто из вас по-мадьярски читать умеет? — спрашивал Иваныч, как будто те, к кому он обращался, были другой национальности. — Листовки вот от нашей «Партизанской правды». Понимаете?.. — Правды.
— Удивительно, — сказал Пауль, взглянув на меня. — Вы видели его в бою?.. У него на руках умер его товарищ, сраженный пулей, выпущенной в него, может быть, даже одним из этих негодяев. В Устари у него они же повесили жену, мать и бросили в огонь отца… Он был страшен в своей мести там, в бою, казалось, он весь этот мир, — показал Пауль на венгров, — весь этот мир изрешетит из своего автомата, задушит своими руками… И вот уже отошел… Не-ет, они не такие…
Фельдеш перевел свои слова венграм. Они молчали.
— Чудак вы, Пал Палыч, — сказал Иваныч, — то там, а это — тут… Там надо мстить, а тут для меня самое дорогое — правду им рассказать. Вот что главное. Поймут же когда-нибудь, поди…
Он подошел к высокому худощавому солдату с выхоленными усиками и подал ему листовку.
— На, друг, читай да ума набирайся.
«Друг» взял листовку, смял и тут же бросил.
— Темный человек, — пробасил Иваныч, пожав плечами.
Темный человек оказался доктором юридических наук. Это был Неваи Ласло из Будапешта. Около года он уже был в армии, но все еще оставался рядовым, несмотря на звание и степень ученого.
Мы узнали, что среди пленных сорок человек относятся к категории так называемых «неполноценных» венгров. Они были с желтыми повязками на левом рукаве, чем, собственно, и отличались от всех остальных. Мы спросили их — не желают ли они отделиться от «полноценных» венгров в особую группу. Они отказались.
— Почему? — спросил я.
— Мы не считаем себя хуже их, так же как не считаем себя лучше. Мы сыны Венгрии, — ответил за всех один из врачей.
— Почему же они вас считают людьми низшей расы?
— Нет, не они считают.
— Кто же?
— Параг считал.
— Параг? — переспросил вдруг Иваныч. — Что же вы нам раньше не сказали? Мы бы этого самого вашего Парага давно уже на тот свет спровадили… Эх ты, доктор, доктор. Шевелить надо своей ученой мозгой-то. А Хорти? Да мало ли у вас гадости всякой. — Фашизм ваш хозяин-то, вот кто, а голова его — Гитлер. Вот когда до Берлина доберемся, тогда у вас будет порядок…
Условия пленным мы создали в силу наших возможностей неплохие. Все они помылись в нашей партизанской жарко натопленной бане и прожарили одежду в «дезкамере».
Двое суток они ждали расстрела, потом, видимо, надоело ждать. Они стали просить газет. Пауль читал им «Партизанскую правду» и свежие газеты с Большой Земли. Люди стали понемногу веселеть. Иваныч однажды сказал им:
— Не скушно вам без работы-то?
— Скучно. Давайте нам любую работу.
— Ну работа тут у нас одна: фашистов бить. Как на этот счет думаете?
Охотников пока не нашлось. После того, как мы с Паулем закончили официальный допрос пленных и разговоры с каждым в отдельности, мы провели с ними что-то вроде общего собрания. Языки развязывались. Работники редакции выпустили специальный номер «Партизанской правды» и листок с рассказами пленных. Это их приятно взволновало. Венгры выразили желание извиниться перед своими соотечественниками с желтым и повязками на рукавах за идиотские порядки в их стране и восстановить равноправие и единство между собой. Открылся митинг, многие произносили волнующие речи, полные горячей благодарности партизанам. Потом все выстроились. Евреи и «скомпрометировавшие» себя венгры сорвали повязки, бросили их, и мадьяры первыми стали втаптывать повязки в землю. Над толпой взлетели пилотки, раздались возгласы приветствий. Люди трогательно обнимали друг друга и целовались.