В это время в мою грудь ударила скомканная бумажка. Я развернул ее. В записке говорилось: «Василий Андреевич, спасибо тебе за автоматы, теперь подбрось нам побольше тола. Большие дела хотим делать. Умоляем втроем, не то дружба врозь. Фильковский, Мажукин, Тарасов. Взгляни на нас. Видишь, вот они — мы».
Отыскав глазами друзей, я в ответ на их просьбу незаметно для других показал кукиш. Над головами делегатов тотчас поднялось три могучих выгоничевских кулака. Бондаренко заметил нашу мимическую перебранку.
— Да, товарищи, кстати о требованиях на боеприпасы. Потребности наши растут с каждым днем, но не следует забывать, что мы партизаны и ведем войну специфическую: без флангов, без тыла в чисто военном понимании этого слова, без интендантства и служб обеспечения. Воевать мы обязаны прежде всего оружием врага. Поэтому товарищам выгоничевцам я бы не советовал наседать на Андреева, он и так по дружбе дал им свыше головы.
Затем Бондаренко представил делегатам конференции товарищей, которые вошли в состав штаба объединения. Емлютин, Гоголюк, я и другие по очереди поднимались со своих мест и, хотя многие нас хорошо знали, сообщали о себе краткие биографические сведения.
После доклада Бондаренко взял слово Суслин. Он говорил о коммунистах, возглавлявших партизанские отряды, воодушевлявших людей на борьбу, о рядовых бойцах, совершавших легендарные подвиги. Он рассказал о партизане Безгодове, который бросился под вражеский эшелон, когда поставленная им мина не сработала, и взорвал состав вместе с собой; о секретаре Комарического райкома партии Сидоренко, который, жертвуя собой, спас свой отряд от разгрома. Суслин призывал товарищей к самопожертвованию, к беззаветному служению своему трудному долгу, долгу коммунистов.
Слушая его, я вспоминал товарищей и друзей, с которыми свела меня судьба за эти месяцы войны. Где они теперь? Живы ли? На каких фронтах сражаются? Вспомнил Томаша и Хусаина. Тогда я не мог предполагать, что и с Томашом и с Хусаином я встречусь в мае 1943 года на Украине.
Вспомнил Рысакова. Каждый из них служил нашему общему делу. И я вспоминал о них так же, как Суслин о Безгодове, — с благодарностью и восхищением.
Примерно через полтора месяца в жаркий августовский день состоялась вторая конференция во вражеском тылу, в центре освобожденных партизанских районов, — общепартизанская конференция.
Она проходила торжественно. Мы уже знали, что группу наших товарищей вызывают на Большую Землю.
На общепартизанскую конференцию прибыли представители курских, украинских и белорусских партизан. В боевых заставах, охранявших наше собрание, на этот раз находились два немецких танка; отряд объединения отбил их у врага в недавнем бою.
К поляне вела узкая аллея, усаженная старыми березами. При входе на поляну возвышалась зеленая арка с портретами товарища Сталина и членов Политбюро. Портреты рисовали художники-партизаны. Были у нас теперь и такие.
По поручению областного комитета партии конференцию открыл Бондаренко. Сидор Артемьевич Ковпак, прибывший с делегацией украинских партизан, предложил избрать в почетный президиум весь состав Политбюро ЦК ВКП(б), а товарища Сталина нашим почетным председателем.
Когда стихли аплодисменты и возгласы одобрения, Ковпак предложил на своем чудесном, словно улыбающемся украинском языке:
— И еще я предлагаю избрать товарища Сталина делегатом конференции и послать ему вот такой мандат, — и Сидор Артемьевич поднял над головой делегатское удостоверение.
В тот же вечер транспортный самолет, возвращавшийся на Большую Землю, доставил в Москву почту, среди которой был рапорт товарищу Сталину и мандат № 1. В нем говорилось:
«Предъявитель сего товарищ СТАЛИН Иосиф Виссарионович является делегатом Первой партизанской конференции».
Закончилась конференция выступлением партизанского ансамбля песни и пляски. На поляну въехали два громоздких немецких грузовика (тоже с боем захваченные у гитлеровцев); борты их откинули, образовав таким образом площадку для выступлений. Артиллерист из отряда Суземцева, которого мы все знали, наряженный в какой-то фантастический костюм из немецко-мадьярского обмундирования, под аккомпанемент двух баянов запел, отбивая чечетку: