Я сорвал с себя пальто и бросил его на пол прикрыв нишу с револьверами, страх почти полностью затмил собой другие чувства, например чувство холода, хотя не сказать, что в пальто мне было теплее, скорее удобней переносить этот северный мороз, но теперь я сидел в тонкой рубахе и поношенном пиджаке, поэтому через минуту, когда страх ушел, я наконец начал чувствовать мороз, руки замерзли быстрее и я спросил Георгия Петровича едущего впереди:
-Знаете...холодновато....когда мы прибудем?
-Через полчаса уж точно, потерпите друг мой...а что с ней?
Я посмотрел на девушку, она сверлила взглядом полным ужаса и нулевым осознанием ситуации меня, я пробормотал быстрое:
-С ней все в порядке...слегка замерзла
И вернулся к ней. Она снова спросила меня, своим дрожащим, тихим и сиплым голосом:
-Кт..то вы такие?
ГЛАВА 5
Повозка замедлилась и остановилась возле довольно ржавых и устращающих ворот, за ними шла небольшая тропинка ведущая к большой усадьбе. Возле входа ворот стоял низенький мужчина, одетый в черное пальто и шляпу, Георгий Петрович спрыгнул с повозки и протянул руку мужчине у ворот, кучер же продолжал сидеть. Может это не тот самый Евсей Григорич.
-Вениамин Алексеевич, слезайте
Я взял с пола повозки пальто, посмотрел на девушку и кивнул ей, она встала вслед за мной и аккуратно с моей помощью слезла. Я слез за ней и взяв её за руку подошел к Георгию Петровичу и незнакомцу в шляпе.
-Вот, познакомтесь...Евсей Григорьевич Велесов
Вот как, я уж думал...значит зажиточный мужчина. Евсей Григорьевич протянул руку мне и пожал. Рукопожатие суховатое, совсем легкое, будто силы в Евсее Григорьевиче особо и не было.
-Вениамин Алексеевич, а это...
Я указал на девушку и понял, что до сих пор не знаю её имени, но она исправила ситуацию. Протянула тонкую белую руку и тихо сказала:
-Мария Николаевна...я...
Евсей Григорьевич пожал руку девушки, хотя это было похоже больше на нелепое поглаживание, а затем задал вопрос Георгию Петровичу:
-Добрались вы не быстро, я ожидал вас ещё вчера.
-Сожалеем что заставили вас ждать, просто...были небольшие перестановки.
-Нечего, нечего страшного, давайте в дом, в тепло. Вы наверно замерзли по пути.
Сказал нам Евсей Григорьевич, открыв дверь и впуская нас на тропу к усадьбе. Затем он развернулся к повозке и крикнул:
-Петр, отправляйся на склад.
Повозка снова тронулась и проехав некоторое расстояние повернула, вдали снова скрипнули петли ворот, заржали кони, снова скрип и наступила тишина, только мы четыре человека идущие по свежему снегу издавали неприятный хруст.
Мы подошли к усадьбе бело-желтого цвета, Евсей Григорьевич прошел вперед и открыл дверь перед нами, кивнув ему мы, я и Мария Николаевна зашли, слегка нервозный Георгий Петрович сейчас теребящий свой чемодан прошел следом, а замыкающим был хозяин усадьбы Евсей Григорьевич, он запер дверь и наконец мы оказались в теплом помещении. Евсей Григорьевич провел нас в гостиную, где жар камина, явно только растопленного, наконец-то согрел и меня и видимо Марию Николаевну, мягко севшую на небольшой стул, положив на свои белые колени шубку и пальто. Я снял свое пальто и положил его на диван, что стоял по центру, сумку я поставил рядом на пол. Григорий Петрович прошел мимо меня и сел на диван. Евсей же снял шляпу и повесив её на небольшой гвоздь встал перед нами. Теперь я смог его основательно разглядеть, улыбающийся низенький мужичок, пухловат слегка, улыбка, будто бы с Толстовского бала пришел к нам. Григорий Петрович был грустен, хотя даже не так, он был испуган, но я не понимал отчего...
-Так"с, я понимаю вас приезд как сигнал к активному действию. У вас появился идеальный план? Я прав?
-Можно сказать и так, Кибальчич сейчас допрашивается, отводя взгляд, основная группа давно разбросана и потеряна любая связь, остались лишь мы.
-Значит"с в Петрограде вы...
-Да, мы приехали для этого, но пока...пока нам нужно отдохнуть с дороги, понимаете ли...дальняя дорога разрушает спокойствие.
Сказал я и встал с дивана, Григорий Петрович громко прокашлился и сказал:
-Подождите, Вениамин Алексеевич...зачем вы взяли с собой эту бедную девицу? Вы понимаете что вы натворили!
-Что? Я думал...я думал она с вами...ох, девушка...милая Мария Николаевна, неужто...ох, господь милосердный
С лица Евсея Григорьевича ушла улыбка и лицо приобрело вид испуганного ребенка, которому через час другой светила больная и сильная порка от отца. Мария Николаевна же поникла и совсем не шевелилась, лишь губы её слабо дрожали в такт ножкам.
Я взял пальто и сказал:
-Я...я знаю что делаю, Григорий Петрович, вы ещё в поезде имели некоторые проблемы, вам ли говорить об ошибках?
-Позвольте...вы понимаете что происходит? Вы в своем уме? Неужели на вас так подействовали лекарства.