Выбрать главу

Про Мамая безбожного

№317 [475]

На Русе было на православной, княжил князь тут Дмитрий Иванович. Засылал он с даньёй русского посла Захарья Тютрина к Мамаю безбожному, псу смердящему. Пра́вится путем-дорогой русский посол Захарий Тютрин; пришел он к Мамаю безбожному, псу смердящему. «Давай-примай, — говорит, — дань от русского князя Дмитрия Ивановича!» Отвечает Мамай безбожный: «Покуль не омоешь ног моих и не поцелуешь бахил[476], не приму я дани князя Дмитрия Ивановича». Взадь[477] отвечает русский посол Захарко Тютрин:

«Чем бы с дороги мо́лодца напоить-накормить, в бане выпарить, вте́пор вестей попросить, а ты, Мамай безбожный, пес смердящий (за эвти-то слова раздуй твою утробу толще угольной ямы!), того-пе́рво велишь мыть твои басурманские ноги и целовать бахилы; не след мыть ноги и целовать бахилы русскому послу Захарью Тютрину! Пусть поганый татарин, Мамай безбожный, буде есть вера, целует ноги русского посла Захарья Тютрина!»

Разъярился собака-татарин, рвал свои черные кудри, метал их наземь — по застолью, княжеские бумаги при́драл и писал свои ярлыки скорописчатые: «Когда будет овес кудряв, баран мохнат, у коня под копытом трава и вода, вте́пор Мамай безбожный будет с святой Русью воевать: вте́пор мне ни воды, ни хлеба не надо!» Набрал он из татар сильных, могучих богатырей тридцать человек без одного, посылает их на нечестное побоище: «Пошли, — говорит, — слуги мои верные, поперве́е русского посла Захарья Тютрина; дорогой уходи́те его в темных лесах, в крутых угорах, а тело вздымите на леси́ну в откормку птицам».

Пра́вится путем-дорогой русский посол Захарий Тютрин; пристигала его темна ночь на бору: не оснащается ночевать — одно идет вперед. Поутру, на восхожем на солнышке, видит русский посол Захарий Тютрин: выходят из лесу тридцать без одного сильных, могучих богатырей. Не у́робил[478] Захарий Тютрин поганых татаровей, захватил оберуч корзоватую уразину[479] и ждет незваных гостей. Ударили татаровья на Захарья Тютрина, поставили на округ[480] доброго мо́лодца. Учал Захарко поворачиваться, учал он уразиной гостей чествовать: кого раз ударит — грязьёй сделает. Невмоготу стало поганым татаровьям супротивничать русскому послу Захарью Тютрину, учали они конаться[481] ему хорошими речьми: «Отпусти ты нас живьем, русский посол Захарий Тютрин, не посмеем больше перечить тебе!» Глядит Захарко на сильных, могучих богатырей: из тридцати голов без одной остались живы только пять голов, да и те уразиной испроломаны, кушаками головы завязаны; сжаля́лся он над погаными нехристями, отпустил их к Мамаю безбожному. «Правьтесь, — говорит, — скажите, каково обидеть русского посла Захарья Тютрина».

Ударил он своего доброго коня по крутым бедрам: конь по первый ускок сделал сто саженей печатных, вторым ускоком версту промеж ногами проложил, третьего ускока на земле опятнать[482] не могли. Смекнул дело путем-дорогой русский посол Захарий Тютрин: наимал[483] он двенадцать ясных соколов да тридцать белых кречетов; первее того испридрал[484] ярлыки Мамая поганого и писал свои листы скорописчаты; написавши, привязал к птичьим хвостам и примолвил: «Ясные соколы и белые кречеты! Полетите вы ко князю ко Дмитрию Ивановичу в каменну Москву, накажите, чтоб Задонский князь Дмитрий Иванович собирал по городам и селам и по дальним деревням рать-силу несметную; оставлял бы по домам только слепых, да хромых, да малых ребят-недоростков — их печаловать. А я пойду, накажите, в свое место, стану собирать мохначей, бородачей — донских казаков».

Поутру было, на всхожем на солнышке, пошли морока[485] по ясну небу, понесли с собой частый, мелкий дождь со буйным ветром со вихорем. Во шуму, во грому ничего не чуть[486] стало, только чуть громкий зык от терема княжеского; Задонский князь Дмитрий Иванович наказал клич кликать по всей Москве белокаменной: «Собирайтесь все князья и бояра, и сильные, могучие богатыри, и все поленицы[487] удалые ко князю во светлый терем на трапезу». Собирались со всех концов Москвы белокаменной все князи и бояра, сильные, могучие богатыри и все поленицы удалые ко князю во светлый терем на трапезу — послушать его разумных речей, а и того пуще — посмотреть его очи ясные. Как матерый дуб промеж тонкими кустами вересовыми[488], что вершиною в небо взвивается, — значи́т великий князь промеж своими князьями и боярами.

вернуться

475

Записано в Шенкурском уезде Архангельской губ. А. Харитоновым.

AT —. Это героическое устное сказание о Куликовской битве 1380 г. анализируется в статьях С. Н. Азбелева: 1) Куликовская битва в славянском фольклоре. — Русский фольклор. М.; Л., 1968, XI, с. 78—101; 2) Отзвуки Куликовской битвы в сербском и русском фольклоре. — Советское славяноведение, 1970, № 6, с. 50—57. В них исследователь высказывает сомнение в том, что сказка «про Мамая безбожного» создана непосредственно на материале сказания о Мамаевом побоище (Дмитриев Л. А. К литературной истории сказания о Мамаевом побоище. — В кн.: Повести о Куликовской битве / Издание подготовили М. Н. Тихомиров, В. Ф. Ржига, Л. А. Дмитриев. М.: Изд-во АН СССР, 1959, с. 446). А. Н. Азбелев считает, что текст сборника Афанасьева, насыщенный эпическими мотивами и отчасти напоминающий ритмичностью и стилистической обрядностью склад былин, не имея близкого соответствия ни в одном из 103-х известных в настоящее время рукописных списков XVI—XVIII вв. повествований о Мамаевом побоище, находит значительную аналогию в юнацкой сербской песне «Бој Руса са татарами», где, как и в устном сказании, на первый план не только в событиях, предшествующих сражению на поле Куликовом, но в самом сражении выдвигается героическая роль посла Захария. В так называемой «распространенной редакции» книжной повести (см.: Повести о Куликовской битве, 1959, с. 109—162) — это посол Захарий Тютчев, направленный великим князем Дмитрием в Золотую Орду. В другой редакции в летописце Хворостинина (из собр. Уварова, ГИМ; см.: Повести о Куликовской битве, с. 474—475), он именуется Назарием Тетюшковым. Об участии Захария в битве там ничего не говорится. Между тем в сказании «Про Мамая безбожного» Захарий Тютрин, возглавляющий во время сражения отряд донских казаков, решает его победный исход. Обратив на это внимание С. Н. Азбелев высказал предположение, что в древнерусской литературе и в сказании, записанном А. Харитоновым, и в сербской песне о Куликовской битве трактуются разные фольклорные версии о ней и, вероятно, «сюжет о подвигах Захария существовал в фольклоре и в виде предания, близкого к былинам, и в виде песни» («Русский фольклор», XI, с. 86). При этом учитывается, что в архангельском сказании есть поздние наслоения, которые могли появиться не ранее XVII в., например, упоминание о шведском короле и о «короле турецком», будто бы намеревавшихся послать свои войска в русскую землю на помощь Мамаю или князю Дмитрию Ивановичу — тому из них, кто скажется сильнее. Эта гипотеза оставляет неясным вопросы об отношении опубликованного Афанасьевым сказания к книжной традиции. Несмотря на фольклорную эпическую основу, она проявляется и в стиле, и в общности некоторых персонажей, эпизодов данного сказания и книжных повествований. Наряду с послом Захарием в последних иногда действуют воеводы Василий Тупик, Иван Квашня, двенадцать князей Белозерских (князь Федор Семенович и его сыновья). См., например: «Повести о Куликовской битве», с. 7—26, 41—76, 77—108, 163—207. Этим персонажам в устном сказании соответствуют воеводы Семен Тупик, Иван Квашнин, семь братьев Белозерцев. Традиционным для древнерусских повествований о Куликовской битве эпизодам единоборства иноков Пересвета и Осляби с татарским великаном (Таврулом или носящим другое имя) соответствуют в устном сказании поединки двух «незнакомых» воинов с огромным Кроволином-татарином. Как и в книжных повествованиях, в данном сказании Дмитрий Донской перед сражением произносит речь. Вместе с тем как в книжных повествованиях, так и в данном сказании «Про Мамая безбожного» отразилась, осложнившись подробностями, легенда о том, что в начале сражения великий князь Дмитрий был тяжко ранен и незаметно покинул поле боя, а после победы был найден воинами лежащим в беспамятстве у сломанной березы. В работах акад. М. Н. Тихомирова обоснованно утверждается, что принижающая героическую роль Дмитрия Донского несообразная легенда «представляет своего рода памфлет, направленный против великого князя и, вероятно, возникший в кругах, близких к Владимиру Андреевичу Серпуховскому» (Тихомиров М. Н. Куликовская битва 1380 г. — В кн.: Повести о Куликовской битве, с. 370).

К словам: «и по всем дальним печищам» (с. 380): в словаре Даля дано такое толкование областного архангельского слова «печище» — «деревушка из 3—6 дворов».

вернуться

476

Обувь, сапоги.

вернуться

477

Наоборот.

вернуться

478

Испугался.

вернуться

479

Двумя руками суковатую дубину (Ред.).

вернуться

480

Поставить на округ — окружить, обстать кого-нибудь со всех сторон, лишить средств к побегу; так говорят: «мы двоима с собакой постановили медведя на округ», т. е. с одной стороны охотник, а с прочих собаки не позволили зверю выйти из известного круга.

вернуться

481

Просить, умолять.

вернуться

482

Опятнать — значит собственно найти сбежавшего коня по его следу на земле; в настоящем же случае опятнать — доправить, найти на земле след копыт.

вернуться

483

Наловил.

вернуться

484

Разодрал.

вернуться

485

Облака, тучи.

вернуться

486

Не слышно.

вернуться

487

Поленицы — богатырши (Ред.).

вернуться

488

Верес — можжевельник.