Петух и жерновки[64]
№188 [65]
Жил да был себе старик со старухою, бедные-бедные! Хлеба-то у них не было; вот они поехали в лес, набрали желудей, привезли домой и начали есть. Долго ли, коротко ли они ели, только старуха уронила один желудь в подполье. Пустил желудь росток и в небольшое время дорос до полу. Старуха заприметила и говорит: «Старик! Надобно пол-то прорубить; пускай дуб растет выше; как вырастет, не станем в лес за желудями ездить, станем в избе рвать». Старик прорубил пол; деревцо росло, росло и выросло до потолка. Старик разобрал и потолок, а после и крышу снял; дерево все растет да растет и доросло до самого неба. Не стало у старика со старухой желудей, взял он мешок и полез на дуб.
Лез-лез и взобрался на небо. Ходил, ходил по небу, увидал: сидит кочеток золотой гребенек, масляна головка, и стоят жерновцы. Вот старик-от долго не думал, захватил с собою и кочетка и жерновцы и спустился в избу. Спустился и говорит: «Как нам, старуха, быть, что нам есть?» — «Постой, — молвила старуха, — я попробую жерновцы». Взяла жерновцы и стала молоть; ан блин да пирог, блин да пирог! Что ни повернет — все блин да пирог!.. И накормила старика.
Ехал мимо какой-то барин и заехал к старику со старушкой в хату. «Нет ли, — спрашивает, — чего-нибудь поесть?» Старуха говорит: «Чего тебе, родимый, дать поесть, разве блинков?» Взяла жерновцы и намолола: нападали блинки да пирожки. Приезжий поел и говорит: «Продай мне, бабушка, твои жерновцы». — «Нет, — говорит старушка, — продать нельзя». Он взял да и украл у ней жерновцы. Как уве́дали старик со старушкою, что украдены жерновцы, стали горе горевать. «Постой, — говорит кочеток золотой гребенек, — я полечу, догоню!» Прилетел он к боярским хоромам, сел на ворота и кричит: «Кукуреку! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые!» Как услыхал барин, сейчас приказывает: «Эй, малый!
Возьми, брось его в воду». Поймали кочетка, бросили в колодезь; он и стал приговаривать: «Носик, носик, пей воду! Ротик, ротик, пей воду!» — и выпил всю воду. Выпил всю воду и полетел к боярским хоромам; уселся на балкон и опять кричит: «Кукуреку! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые!» Барин велел повару бросить его в горячую печь. Поймали кочетка, бросили в горячую печь — прямо в огонь; он и стал приговаривать: «Носик, носик, лей воду! Ротик, ротик, лей воду!» — и залил весь жар в печи. Вспорхнул, влетел в боярскую горницу и опять кричит: «Кукуреку! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые!» Гости услыхали это и побегли из дому, а хозяин побег догонять их; кочеток золотой гребенек схватил жерновцы и улетел с ними к старику и старухе.
Чудесный ящик
№189 [66]
У одного старика и старухи был один сын уж на возрасте; чему учить сына — отец не знает, и вздумал его отдать одному мастеру в работники всяки вещи делать. Поехал в город, сделал условие с мастером, чтобы сыну учиться у него три года, а домой побывать в три года только один раз. Отвез сына. Вот парень живет год, другой; скоро научился делать дороги́ вещи, превзошел и самого хозяина. Один раз сделал часы в пятьсот рублей, послал их отцу. «Хоть, — говорит, — продаст да поправит бедность!» Где отцу продавать! Он насмотреться не может на часы, потому что сын их делал. Время приходит; надо ему увидеться с родителями. Хозяин был знаткой[67], и говорит: «Ступай, вот тебе срок три часа и три минуты; если в срок не воротишься — смерть тебе!» Он и думает: «Когда же я доеду столько верст до отца?» Мастер на это говорит: «Возьми вон ту карету; как только сядешь — защурься».
Наш парень так и сделал; только защурился, взглянул — уж и дома у отца; вылез, приходит в избу — никого нет. А отец и мать его увидели, что к дому карета подъехала, испугались да и спрятались в голбец[68]; насилу он их вызвал из голбца. Начали здороваться; мать плакать — долго не видались. Сын привез им гостинцев. Докуда здоровались да говорили, время мешкалось — три часа уж и прошло, осталось три минуты, то, друго́, вот только одна минута! Нечистый шепчет парню: «Ступай скорее: хозяин ужо тебя!..» Парень был заботливый, простился и поехал; скоро очутился у дому, вошел в избу, а хозяина за него, что просрочил, нечиста сила мучит. Парень отваживаться-отваживаться с хозяином, отвадился, пал ему в ноги: «Прости, просрочил, вперед таков не буду!» Хозяин побранил только и подлинно простил.
Парень наш опять живет; всех лучше стал делать всяки вещи. Хозяин и думат, что если парень отойдет, отнимет у него всю работу — лучше мастера стал! — и говорит ему: «Работник! Ступай в подземное царство, принеси оттуда мне ящичек; он стоит там на царском троне». Поделали спуски длинные, ремень к ремню сшили и к каждому шву привязали по колокольчику. Хозяин начал его спускать в какой-то овраг, велел: если достанет ящик, трясти заранее за ремень; как колокольчики зазвонят, хозяин услышит. Парень спустился под землю, видит дом, входит в него; человек с двадцать мужиков стали все на ноги, поклонились и все в голос: «Здравствуй, Иван-царевич!» Парень изумился: какая честь! Входит в другу комнату — полна женщин; те также стали, поклонились, говорят: «Здравствуй, Иван-царевич!» Эти люди все были наспусканы мастером. Пошел парень в третью комнату, видит — трон, на троне ящик; взял этот ящик, пошел и людей всех за собой повел.
Пришли к ремню, потрясли, привязали человека — хозяин потянул; а сам он с ящиком хотел привязаться на самом последе. Хозяин половину их вытаскал; вдруг к нему прибежал работник, зовет скорей домой — сделалось како-то несчастье. Хозяин пошел; велел всех таскать из-под земли, а крестьянского сына таскать не велел. Ну, людей всех перетаскали по ремню, а этого парня и оставили. Он ходил-ходил по подземному царству, что-то ящичек и тряхнул — вдруг выскочило двенадцать молодцов, говорят: «Что, Иван-царевич, прикажете?» — «Да вот вытащите меня наверх!» Молодцы тотчас его подхватили, вынесли. Он не пошел к своему хозяину, а пошел прямо к отцу. Между тем хозяин хватился ящичка, прибежал к оврагу, трясти-трясти за ремень — нету его работника! Думает мастер: «Видно, ушел куда-то! Надо посылать за ним человека».
А крестьянский сын пожил у отца, выбрал богатое какое-то место, метнул ящик с руки на́ руку — вдруг явилось двадцать четыре молодца: «Что, Иван-царевич, прикажете?» — «Ступайте, на этом месте устройте царство, чтобы оно лучше всех царств было». В кою пору царство явилось! Парень наш переехал туда, женился и стал жить на славу. В его царстве был какой-то детинка — так, нездрашный[69], а мать его все ходила к Ивану-царевичу, сбирала милостыню. Сын и велит ей: «Матушка! Украдь у нашего царя ящичек». Ивана-царевича дома не было; жена его старухе подала милостыню, да и вышла. Старуха схватила ящичек, положила в мешок и ступай к сыну. Тот переметнул ящик — выскочили те же молодцы. Он велит им бросить Ивана-царевича в глубокую яму, куда валили только пропавшего[70] скота, а жену его и родителей разместил — кого в лакеи, кого куда; сам царем стал.
65
Записано в Воронежской губ. В первом издании отсутствует.
Начало этой, как и целого ряда других русских сказок о чудесном петухе, напоминает сюжетный тип AT 1960 G (Горох до неба. См. прим. к тексту № 19). В основном относится к типу 715 A (Петух и жерновцы). Сказки этого типа распространены во всех частях света, но неравномерно: они не отмечены, например, в чешских и словацких сборниках. В отличие от характерных для западноевропейского фольклорного материала волшебных сказок о петухе-великане, проглатывающем на своем пути разбойника, лиса, льва, огонь и т. п. (такие варианты сюжета имеются и в западноукраинском, западнобелорусском материале) восточнославянские сказки о петушке, отнявшем у барина украденные или захваченные тем у бедных старика и старухи чудесные жерновцы и проучившем жадного и надменного барина, в своем большинстве социально заострены, сатиричны. Русских вариантов — 33, украинских — 8, белорусских — 8. Сходные с восточнославянскими варианты есть в некоторых сборниках сказок тюркоязычных народов СССР, например, башкир (Башк. творч., I, № 37). Исследования: Boggs R. S. A comparative survey of the folktales of ten peoples (FFC, N 93). Helsinki, 1930; его же: The Nalfchick Tale in Spain and France (FFC, N 111). Helsinki, 1933. Русские народные сказки этого типа неоднократно издавались в литературно обработанном виде. Первая русская публикация: Ваненко И. Народные русские сказки и побаски. М., 1849, кн. 2, № 1.
После слов «Лез-лез и взобрался на небо» (с. 30) Афанасьевым в сноске дан вариант начала сказки: «Жил себе дед да баба. Раз ели они горох и уронили под пол одну горошину Стала она расти, росла, росла и выросла до самого потолка. Дед разобрал крышу и потолок; а горошина взяла расти до самого неба. Полез дед на небо...»
66
Записано в Шадринском уезде Пермской губ. А. Н. Зыряновым. Рукопись — в архиве
Отчасти
Всемирную известность сюжет о волшебной лампе, генетически восходящий к сюжету о волшебном кольце
Изменения, внесенные Афанасьевым в текст записи, незначительны. Они перечислены в комм. ко II т. сказок Афанасьева изд. 1938 г. (с. 596—597). Так, стремясь приблизить публикуемый текст к диалектной речи рассказчика, Афанасьев, например, заменил слова «одного», «вещи», «у него», «никого», «ящик» нелитературными — «одново», «вешши», «у нево», «никово», «яшшик».