Неразлучные в графской брачной постели при жизни, они соединились после своей смерти, и все трое покоятся в одной могиле перед алтарём Святого Петра глейхенской церкви, на горе в Эрфурте. Там и сейчас можно видеть их могилу и над ней памятник, на котором высокородные соседи по постели изображены, как и при жизни: справа графиня Оттилия с зеркалом в руках, — символом её прославленного ума; слева — сарацинка, увенчанная золотой короной, а в середине — граф, опирающийся на щит с изображённым на нём леопардом.
Знаменитая трёхспальная кровать до сего времени хранится как реликвия в старом замке, в так называемых господских покоях, и щепка от неё, если её носить на шнурке за планшеткой корсета, обладает силой, подавляющей чувство ревности в женском сердце.
НИМФА ИСТОЧНИКА
(Гравюры — Р. Йордан)
В Швабии, в трёх милях от Динкельсбюля, в давние времена стоял старый разбойничий замок, принадлежащий рыцарю, по имени Вакерман Ульфингер. Обладая отменным здоровьем и недюжинной силой, он представлял собой цвет кулачно-дубинного рыцарства и наводил ужас на Союз швабских городов, а также на всех путников и проводников фургонов, не выкупивших у него охранной грамоты.
Как только Вакерман надевал латы и шлем, и его бёдра опоясывал меч, а каблуки разносили окрест звон золотых шпор, он превращался в грубого и жестокосердого воина: нападал на слабого и не признавал никакого другого права, кроме права сильного. Разбой и грабёж, по его убеждениям, были делом, достойным дворянина. Едва лишь раздавались голоса: «Вакерман отправился в поход!» или «Ульфингер идёт!», как всю Швабию охватывал страх. Люди спасались бегством в укреплённые города, а сторожа на вышках трубили в рог, извещая о надвигающейся опасности. За ничтожную обиду, он жестоко наказывал, а некоторых увечил. Впрочем, в те суровые времена, подобный варварский «героизм» не казался таким отвратительным, какой выглядит грубость, подкреплённая физической силой, в наш благонравный век.
Но у себя дома этот страшный человек, едва только снимал рыцарское облачение, становился кротким, как ягнёнок, гостеприимным, как араб, добродушным отцом семейства и внимательным супругом.
Жена его была нежной, любящей женщиной, благовоспитанной и добродетельной, какую редко встретишь сейчас. С нерушимой преданностью она любила мужа и прилежно вела хозяйство, а когда её господин уезжал из дому искать приключений, не высматривала сквозь решётку окна любовников, а сидела за прялкой и пряла тонкий, как шёлк, лён. Проворной рукой она крутила веретено и получала такую нить, что лидийская Арахна[276] не отличила бы её от своей. Заботливая мать, она растила двух дочерей, стараясь воспитать их скромными и добродетельными.
В этом монастырском уединении ничто не мешало бы её семейному счастью, если бы не разбойные похождения супруга. В глубине души женщина не одобряла его увлечения грабежами. Роскошные ткани, отливающие золотом и серебром, которые Вакерман дарил жене, не доставляли ей никакого удовольствия. «Что мне за радость в награбленном, — часто думала она про себя, — если на нём слёзы и горе». С тайным отвращением супруга рыцаря бросала эти подарки в ларь и не удостаивала их больше своим вниманием. Она сочувствовала несчастным, которых Вакерман Ульфингер подвергал заточению, и нередко настойчивыми просьбами добивалась для них свободы, одаривая деньгами на пропитание.
У подножия горы, на которой возвышался замок, в естественном гроте, скрытом густым кустарником, находился источник. По преданию, там обитала нимфа, или, как её иногда называли, русалка. Говорили, будто её можно увидеть перед каким-нибудь необычайным происшествием в замке.
В отсутствие мужа, благородная женщина часто приходила к этому источнику, когда хотела вырваться из окружавших её мрачных стен или тайно, без лишнего шума, сделать какое-нибудь доброе дело. В определённые дни она созывала сюда бедняков, ибо в замок их не пускал привратник, и не только оделяла их остатками с господского стола, но иногда простирала своё смиренное добросердечие так же далеко, как и святая ландграфиня Елизавета, которая часто со стоической самоотверженностью, преодолевая чувство брезгливости, сама стирала бельё нищих у источника святой Елизаветы.
276
Арахна — в греч. мифологии искусная пряха, дерзнувшая вызвать Минерву на состязание в ткачестве и превращённая за это богиней в паука.