Богатый купец, ссудивший деньгами и товарами менее состоятельного купца, фактически становился полновластным хозяином своего должника и в случае неплатежеспособности последнего мог распоряжаться его имуществом и им самим независимо от того, чем вызвана эта неплатежеспособность: злым ли умыслом несостоятельного должника или бедственным положением, в котором он очутился по не зависящим от него обстоятельствам.
Процент на взятую ссуду был чудовищно высок, и нередко должник ежегодно выплачивал своему кредитору в виде процента половину взятой в долг суммы. Причем, видимо, проценты взимались и тогда, когда должник внесенными в виде процентов деньгами давно уже погасил сумму, данную ему в долг.
Еще хуже было положение закупов, среди которых особо выделялись так называемые ролейные закупы, т. е. закупы, работавшие на пашне ("ролье") своего заимодавца.
Как уже говорилось, закупы фактически навечно теряли независимость, так как, не имея права зарабатывать на стороне ("искать кун"), все время работали во дворе, в доме или на запашке ("ролейные" закупы) господина, отрабатывая этим только проценты по ссуде. Господин мог и продать закупа (в холопы), и бить его "без вины", и всячески "переобидеть", в частности мог увеличить произвольно "купу" (сумму, взятую в долг) под видом материальной ответственности закупа за испорченный или пропавший, хотя бы и не по его вине, инвентарь. Не случайно в русском переводе проповеди Григория Богослова, датируемом концом XI в., греческое слово, обозначающее "полураб", переведено русским словом "закуп". Закабаленные люди искали выхода из создавшегося положения: должники требовали установления более льготных условий - уменьшения "реза", закупы - права "искать кун". Немало "ролейных" закупов в поисках "кун", т. е. заработка, тайно от господ находилось в Киеве.
Развитие ростовщичества в Киевской Руси на грани XI и XII столетий нашло отражение в ряде источников той поры. Митрополит Никифор, обращаясь к Владимиру Всеволодовичу Мономаху, подчеркивает рост лихоимства и ростовщичества. В этой же связи находится и характеристика Патериком Киево-Печерского монастыря киевского князя Святополка Изяславича.
Жадный, корыстолюбивый, жестокий Святополк отнимал землю, прибегал к пыткам для того, чтобы выведать о спрятанных ценностях, поощрял спекулянтов солью и хлебом, наживавшихся во время войн и голодовок, сам принимал участие в ростовщических сделках. Имя князя Святополка стало ненавистным простым людям. Жестокими наказаниями Святополк сумел предупредить выступление народных масс Киевской земли при своей жизни. Но когда он умер, то весть о его смерти послужила сигналом к крупнейшему в истории древней Руси восстанию, вспыхнувшему в Киеве в апреле 1113 г.
Святополк умер 16 апреля. Его вдова пыталась предотвратить надвигавшиеся события раздачей милостыни, но было поздно: восстание началось.
Ипатьевская летопись, сохранившая рассказ об этих событиях, сообщает о наличии в Киеве в те бурные дни двух группировок жителей. Одни "кияне" бушуют на улицах и площадях Киева, а другие, напуганные их действиями, принимают меры, для того, чтобы погасить огонь восстания. Первые - это простой люд Киева и его окрестностей, а вторые - это киевская знать, в первую очередь богатые и именитые бояре. Эти "больший и нарочитии мужи", как называет их "Сборник XII века Московского Успенского Собора", сейчас же после смерти Святополка собрались на совет и решили пригласить в Киев на княжеский престол переяславльского князя Владимира Всеволодовича, будущего Мономаха.
Почему же "совет" киевской знати остановил свой выбор именно на Владимире Мономахе, отец которого, Всеволод, был не очень популярен в Киеве? Очевидно, это объясняется качествами этого князя как политического деятеля и его популярностью в народе.
В годы "браней Олеговых", т. е. княжеских усобиц конца XI в., Мономах выдвинул киевлян в качестве третейских судей в споре между ним и Олегом Святославичем. Этим он вызвал естественные симпатии киевлян и способствовал укреплению своего авторитета среди них. Олег же больно ударил по самолюбию киевских "людий градьских", заявив, что он не позволит ("несть мене лепо"), чтобы его судили какие-то "смерды". Мономах был известен среди народа как князь, пытавшийся на Любечеком съезде князей положить конец разорительной княжой усобице ("которе"). Он был популярен и как организатор успешной борьбы со страшным "ворогом" - половцами и как князь, который не давал "пакости деяти отрокам ни своим, ни чюжим, ни в селах, ни в житех".
Вот почему "больший и нарочитии мужи" киевские считали Мономаха единственным, кто мог успокоить "мятеж и гълкоу (смятение) в людех" в тот момент, когда уже ничто, казалось бы, не могло "утишить" "въетань", т. е. народное восстание.
Но Мономах не принял предложения "больших и нарочитых мужей" занять Киевский стол. Отказ Мономаха не трудно понять, если вспомнить, что именно по его инициативе с целью прекращения княжеских усобиц в 1097 г. в Любече был созван съезд князей, согласно решению которого каждый из князей должен был владеть тем княжеством, в котором княжил отец, и не претендовать на чужие владения.
Киев не был "отчиной" Владимира Мономаха, и хотя киевский престол одно время занимал его отец, Всеволод Ярославич, но по завещанию Ярослава Мудрого стольный город Руси принадлежал другому его сыну, Изяславу, сын, которого Святополк своими действиями и вызвал восстание. Явиться в Киев княжить для Мономаха означало попрать решение Любечского съезда, гласившее: "каждый владеет отчиной своей". Этим и объясняется его отказ от предложения занять киевский престол.
Тем временем восстание в Киеве разрасталось. Восставшие киевляне разгромили двор тысяцкого Путяты, двинулись дальше и разграбили дворы сотских и евреев-ростовщиков. Тогда киевские "большие и нарочитые мужи" вторично послали гонцов к Мономаху. Ему указывали на всю серьезность положения, сложившегося в Киеве, говорили, что его отказ приведет к разгрому и разграблению дворов не только тысяцкого Путяты, сотских и ростовщиков, но также и дворов вдовствующей княгини Ятрови (жены двоюродного брата Мономаха), бояр и монастырей. Посланцы укоряли Мономаха и грозили ему ответственностью за разграбление монастырей.
Мономах учел всю серьезность положения. В Киеве полыхало пламя грандиозного антифеодального восстания "простой чади". В начале оно было направлено против наиболее ненавистных носителей зла, против тех, кто олицетворял кабалу, притеснения, гнет и произвол, всей тяжестью обрушившиеся на плечи киевлян. Ими были в первую очередь тысяцкий Путята и сотские, т. е. бояре, возглавлявшие княжескую городскую администрацию, творившие суд и расправу, облагавшие поборами, измышлявшие всякого рода "творимые" штрафы, подчинявшие себе и угнетавшие работный, ремесленный и мелкий торговый люд Киева.
Такими же непосредственными носителями зла для народа были ростовщики, ссужавшие нуждающихся из числа "простой чади" деньгами под чудовищно высокий процент, разного рода спекулянты, грабившие народ, которым покровительствовал Святополк Изяславич.
Но затем восстание стало принимать характер, опасный для всех категорий господствующей феодальной верхушки - для князей, бояр, монастырей. Оно оказалось направленным против всей феодальной системы эксплуатации, феодальных форм господства и подчинения. Речь шла об угрозе всему феодальному миру Киевской земли.
Это обстоятельство побудило Мономаха согласиться принять киевский княжеский престол. Он явился в Киев и, как говорит летопись, "прекратил мятеж и смятение в людях" ("Ипатьевская летопись", ПСРЛ, т. II, стр. 272). Такой быстрый успех надо отнести на счет тонкой социальной политики Владимира Мономаха - этого действительно выдающегося государственного деятеля древней Руси.
Мономах умел использовать авторитет, который он приобрел в народе благодаря своим успешным войнам с половцами, стремлению прекратить бесконечные разорительные и опустошительные межкняжеские усобицы. Он умело играл на вечевых традициях, дорогих сердцу простых людей, выдвинув их в роли арбитров в княжеских спорах, сдерживал алчность дружинников, контролировал деятельность своих "мужей", управлявших и княжеством и его собственным хозяйством. Умный, деятельный и храбрый, Владимир Мономах снискал большую популярность в народе. И теперь, в трудную для феодалов Киева минуту, он прибегнул к политике уступок.