Хлопает меня по лицу.
Еще раз пиздует меня током.
Но я того уже не чувствую.
Мне хорошо.
Все хорошо.
Все – одна большая спокуха.
И я думаю: блин, Вандам, опять тебе везуха. Главное – не обосраться, главное – не жаловаться, главное – не плакаться над собой, главное – не волноваться, главное – это быть сильным. Сильным, добрым, нормальным и чувственным, но не излишне чувствительным, это ясно. Как только человек начинает плакаться над собой – это конец.
А потом думаю о тебе. И о Сильве. И о старике. И о маме. И о братане. Понятное дело, все обговорим. Я уже не стану драться. Обещаю. Теперь уже только развести. Перемешать. Красить. Там, на крышах, мое место. Уже никому не стану я давать уроков по жизни. Или, по крайней мере, не все. И снова я думаю о тебе. И о старике. И снова о Сильве. И о маме. И о братане. И опять о тебе. И о Сильве.
Я думаю о том, как скажу ей, что прошу у нее прощения за все, и что хочу с ней быть, что помогу ей с теми ее долгами, что пока что она может перебраться с дочкой ко мне, если будет паршиво, что я уже не стану вмешиваться в ее жизнь, что я не трус, как остальные все мужики, потому что сегодня пережил столкновение с метеоритом и выход назад из громадной черной космической дыры. И что без всяких проблем буду теперь садиться, когда отливаю. И попрошу ее показать, как она писает стоя. А она мне скажет, что я дурной. Мы оба будем над этим смеяться, а потом снова пойдем ко мне. А она на полпути нажмет на кнопку "стоп". А потом я пойду в "Северянку". Пиво и рюмашки. Водяра с человеческим лицом. Чехословацкий виски. Выстрелы в воздух. Пир до самого утра. Есть что отпраздновать.
Новое начало.
Но потом я вижу, что женщина-врач оставляет меня одного. Стаскивает латексовые печатки. Потихоньку собирает свои манатки и кладет перчатки рядом со мной. А я вижу, как они потихоньку погружаются в лесное болото. В то самое болото, которое теперь всасывает меня.
Люди все еще пялятся, и врач подходит к полицейскому и что-то ему говорит.
Он кивает и куда-то звонит.
Она же закуривает и начинает кащлять.
И тишина.
Хрупкая тишина нашего леса.
XIX
Адольф Гитлер не спас мне жизнь.
Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но не говори ничего.
БЛАГОДАРНОСТИ
Берлинский Университет Гумбольдта
Издательство Шуркамп (Suhrkamp)
DAAD (Немецкая служба академических обменов — крупнейшее всегерманское объединение на правах общественной организации по поддержке международных академических обменов. Занимается обменом научных работников и студентов. – Википедия)
Самодеятельный литературный дом NÖ Krems
/ AIR – Artist In Residense
Театр Фесте (Feste): Йиржи Гонцирек, Петр Блаха, Тереза Рихтрова, Томаш Сыкора, Катарина К. Койшова. И другие.
Ломнице над Попелкой, Брно, Берлин, Прага и Кремс (2010 – 2013).
ЧУТЬ-ЧУТЬ ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Меня книга зацепила сразу после прочтения. И захотелось поделиться всем этим с другими.
Этот герой совсем не похож на героев чешских книг и фильмов (в особенности, легких, светлых комедий). "Národní třída" (так называется эта книга по-чешски) можно перевести еще и как "Национальный путь". Неужто национальный путь нынешних чехов – это путь Вандама? И еще, вот сколько мы не читаем (смотрим) про жителей бывших "братьев" по социалистическому лагерю, но душу их жителей понять так и не удается. А может зря мы так рвемся в эту их Европу?...