Монарх, терпеливо выслушав все это, сказал: «Ты меня равняешь с дураком Лобановым?». – «Нет, не равняю», – отвечал князь, – но надобно чем-нибудь да кончить, когда ты не можешь с ним расстаться, так накажи помощника и советника его». – Поди, – сказал наконец Государь, – я обдумаю лучше твоего.
Анекдоты о Петре Великом, выбранные из деяний сего монарха, описанных гг. Голиковым и Штелиным. Издание второе. Москва, 1848.
Продолжение того же
Между тем открыты комиссиею новые такого же рода преступления, в который замешались многие другие особы. Огорчённый таковыми преступлениями, Монарх присовокупляет к комиссии той новых судей, состоящих из капитанов обоих полков гвардии своей. Безпристрастие судей находит Меншикова во многом виновным и определяет допросить его в суде лично по пунктам. На другой день сам Монарх присутствовал в этой комиссии и Меншиков, чувствуя свою неправду, прибег к надежнейшему средству, т. е. к раскаянию и милосердию Монаршему. Для того написал он повинную и пришед в суд, подал оную в руки самого Государя. Вид, с которым он предстал, и тон, с каким произнёс слова, тронули сердце Его Величества, великие же его заслуги были за него ходатаями. Монарх принял его бумагу и, прочтя про себя, сказал: «Э, брат, и того ты написать не умел», и стал бумагу чернить. Видя таковое расположение сердца Монаршего к подсудимому, один из младших членов встал с своего места, сказав товарищам: «Пойдёмте, братцы, нам делать здесь нечего», – и, взявши шляпу, стал выходить из палаты. Монарх, несколько прогневавшись такою свободою и остановя его, сказал: «Куда?». – «Домой», – ответствовал капитан. «Как домой?». – «Да, домой, что нам остается делать здесь, когда ты сам научаешь вора, как ему ответствовать, так ты один и суди его, как хочешь, а мы тут лишние».
Великий Государь, вместо того, чтоб прогневаться на такую дерзость, говорит ему с ласковым видом: «Сядь на своё место и говори, что ты думаешь». – «А вот что, – ответствовал, севши, капитан, – когда мы по твоей воле здесь судьи, то, во-первых, бумагу его должно прочитать всем нам вслух, а Меншикову, как виноватому, стать у дверей, и по прочтении выслать его вон, а я как младший член, должен буду первый оговаривать его бумагу и сказать моё мнение, чего он достоин, а потом каждый по очереди скажет своё мнение, и таким образом сохранится тобою же установленный порядок и закон…
Монарх, некоторым образом пристыженный справедливостью сего верного подданного, сказал Менишкову: «Слышишь, Данилыч, как должно поступать?». Менишков, как виноватый, стал у дверей, повинная его была прочтена вслух и потом его выслали вон. Тогда капитан начал говорить: «Меншиков толиких милостей, какими Ваше Величество пожаловали его, как первый в государстве вельможа, должен бы быть всем нам образцом в верном хранении законов и в беспорочной к тебе и отечеству службе; но как он к великому соблазну всех твоих подданных сделался сам причастником к воровству, то по мере своего возвышения, достоин примерного и наказания в страх всем другим, ибо: «раб, ведый больше волю господина своего, и не сотворивый по воле его, и биен должен быть больше». И так моё мнение, заключает капитан: состоит в том: отсечь ему публично голову и описать в казну всё его имение, как обличённого преступника, в чём и сам он сознался». Потом следовали мнения других, но также очень строгие: один говорил, чтоб наказать его публично и сослать в ссылку; другой, чтоб постоять ему у столба целый день и потом также послать в ссылку; самое легчайшее мнение было то, чтоб сослать его без наказания в ссылку. После всех сих мнений великий Государь сказал судьям: «Где дело идет о жизни или о чести человека; то правосудие требует взвесить на весы беспристрастия как преступление его, так и заслуги, оказанные им отечеству и Государю, и если заслуги перевесят преступления, то в таком случае милость должна хвалиться на суде». Потом Монарх вычислил кратко все его заслуги, а особенно, что он неоднократно спасал и собственную его жизнь. «И так, – заключил Монарх, – по мнению моему, довольно будет, сделав ему в Присутствии за преступления его строгий выговор, наказать его денежным штрафом, соразмерным хищению, а он мне и впредь нужен и может ещё вдвое заслужить моё прощение». По выслушании Государевой речи тот же младший член сказал: «Мы все, надеюсь, согласны теперь с волею твоею, Государь. Когда он имел счастие спасти твою жизнь, то по справедливости должно и нам спасти его жизнь», – что подтвердили и все другие члены.