Государь любил вообще скорую расправу; за шалости, негодное поведение и другие непорядки наказывал он без замедления своею палкою или линьком, так что наказанный, спустя несколько часов после того, ещё мог чувствовать действие скорого правосудия. Если случалось ему кого наказать по напрасному обвинению и невинный при случае в сём объяснялся, то он в удовлетворение правосудия поступал так, как поступил с арапом, который был при нём пажом.
Государь, ездя на яхте по взморью между Петербургом и Кронштадтом, принужден был, по чрезвычайной тишине (штиль) целый день простоять на одном месте. После обеда, по своему обыкновению, лег в каюте спать; некоторые из бывших при нём играли и шумели так громко, что государь пробудился.
Услышав, что он встал, и, опасаясь за шум наказания, все тотчас попрятались по разным местам, так что на деке ни одного человека не было. Государь, взяв линёк, вышел из каюты на верх яхты, и никого не нашёл, кроме помянутого арапа, сидевшего на лестнице весьма тихо, схватил его за волосы и побил изрядно линьком, говоря:
– Когда я сплю, так вы не шумите и мне не мешайте.
Потом сошёл в каюту и опять лег. Бедный мальчик тот пуще плакал, что невинно был побит. Барон Любрас, бывший тогда инженер-капитаном, лейб-хирург Лешток и человека два русских морских офицеров, которые тогда шумели и заслужили наказание, вышли опять потихоньку и грозили всхлипывающему мальчику, чтоб он тише плакал, если не хочет в другой раз быть битым. Напротив того, тот не переставал плакать, грозя им, что скажет государю кто шумел, и кого побить должно было. Государь, выспавшись, вышел из каюты на дек в весёлом духе, нашёл всех во всякой тишине, играющих в карты, а мальчика плачущего, и спросил:
– О чём ещё плачешь?
– О том, – ответствовал арап, – что ты меня так больно побил совсем напрасно: я и с места не трогался, сидя всё на лестнице, а шумели и мешали тебе спать Лешток и Любрас.
– Хорошо, – сказал государь, – так как теперь ты невинно побит, то в другой раз, когда ты побои заслужишь, это зачтётся тебе.
Едва только прошло несколько дней, как утешенный арапчёнок сделал проступок, которым государя рассердил так, что он хотел хорошенько его наказать – мальчик в крайнем страхе пал на колени и во всё горло кричал:
– Помилуй, помилуй Бога ради! Ваше величество велели мне напомнить, что вы меня напрасно побили, и обещали при другом случае зачесть.
– Правда, – сказал император, рассмеясь, – встань, этот раз я тебя прощаю, потому что ты уже за нынешний проступок наказан был прежде.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
«Бог простит…»
Кум и денщик Петра Великого, Афанасий Данилович Татищев, неисполнением какого-то приказания сильно прогневал государя. Он велел наказать его за это батожьём перед окнами своего дворца. Офицер, которому поручено было исполнение экзекуции, приготовил барабанщиков, и виновный должен был сам явиться к ним. Но Татищев медлил идти и думал, авось гнев государя пройдёт. Поэтому он тихонько пошёл вокруг дворца. На дороге ему встретился писарь Его Величества, некто Замятин. У Татищева мелькнула блестящая мысль – поставить вместо себя Замятина.
– Куда ты запропастился? – сказал он ему. – Госуарь тебя уже несколько раз спрашивал и страшно на тебя гневается. Мне велено тебя сыскать. Пойдем скорее! – И повел его к барабанщикам.
В это время государь взглянул в окно и, сказав:
– Раздевайте! – отошёл прочь.
Татищев, будто исполняя повеление государя, закричал солдатам, указывая на Замятина:
– Что ж вы стали? Принимайтесь!
Беднягу раздели, положили и начали исполнять приказание, а Татищев спрятался за угол.
Скоро Петру стало жаль Татищева. Выглянув из окна, он закричал:
– Полно! – и поехал в Адмиралтейство.
А проказник между тем отправился к Екатерине. Государыня выразила ему своё сожаление по поводу наказания и сказала:
– Как ты дерзок! Забываешь исполнять то, что приказывают.
Татищев, не входя в дальнейшее рассуждение, бросился ей в ноги.
– Помилуй, матушка, государыня! Заступи и спаси. Ведь секли то не меня, а подьячего Замятина.
– Как Замятина? – спросила государыня с беспокойством.
– Так, Замятина! Я, грешник, вместо себя подвёл его.
– Что ты это наделал! Ведь нельзя, чтоб государь твоего обмана не узнал, он тебя засечёт.
– О том-то я тебя и молю, всемилостивейшая государыня! Вступись за меня и отврати гнев его.
– Да как это случилось?
– Ведь под батожьё-то ложиться не весело, – отвечал Татищев, стоя на коленях, и рассказал всё, как было.