Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876
Милость злодею
Государь умел наказывать, а также умел и прощать и всего чаще до формальнаго приговора.
Вот один из случаев, разсказанный князем Трубецким.
В молодости своей князь Трубецкой служил капитаном в Преображенском полку и во время стрелецкаго бунта стоял с своею ротою на карауле у Девичьего монастыря в Москве, во время заключения в нём царевны Софии. Последняя заключалась в комнате за железною решёткою.
В один из дней мятежа шайка стрельцов, державших сторону царевны, вломившись в монастырь, проломали пол в крепко охраняемом покое и вывели её. Они хотели уже произвести новое возмущение, стремясь истреблять всех, кто им только станет сопротивляться.
В самом деле, защищая освобождённую Царевну, стрельцы пролили много крови и в своей ярости искали предводителя роты преображенцев храбраго Трубецкого. Уже они достигли того места, где был Трубецкой, и смерть была неминуема, как один из них, бросившись вперёд под предлогом найти и указать, где он находится, предупредил капитана об опасности; этот стрелец был брадобреем Трубецкаго, облагодетельствованный князем.
– Князь, беги отсюда, тебя убьют, – сказал он.
Князь скрылся, а брадобрей, хорошо знакомый со всеми закоулками монастыря, отвёл внимание злодеев, дав время Трубецкому удалиться.
По прошествии нескольких дней стрельцы были переловлены, и выведены на площадь, где им была назначена казнь. Они были перевязаны и головы всех уже лежали на плахах, как Трубецкой, будучи вместе с Царём на месте казни, увидел в числе прочих, спасшаго его жизнь брадобрея.
Князь бросился к ногам Государя и сказал.
– Ваше Величество, простите этаго стрельца, он спас жизнь мою.
Государь захотел узнать подробнее происшествие и разспросил Трубецкаго, а потом стрельца. Видя, что разсказ того и другаго верны, государь помиловал стрельца, но требовал, чтобы этот стрелец во всю жизнь свою никогда не показывался в Москве.
Трубецкой тотчас же этаго стрельца с женою дитятей отправил в одну из своих дальних деревень, дал ему землю и освободил от податей.
Эти льготы Трубецкими долго поддерживались потомству стрельца.
От фельдмаршала князя Ивана Юрьевича Трубецкаго.
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
«Я знаю, что меня почитают тираном…»
По дошедшим слухам к государю, что чужестранцы почитают его немилосердным, говорил его величество следующую речь, достойную блюсти в вечной памяти: «Я ведаю, почитают меня строгим государем и тираном. Богу известны сердце и совесть моя, колико соболезнования имею я от подданных и сколько блага желаю Отечеству. Невежество, коварство, упрямство ополчались на меня всегда, с того самого времени, когда полезность в государство вводить и суровые нравы преобразовать намерение принял. Сии-то суть тираны, а не я. Честных, трудолюбивых, повинующихся, разумных сынов Отечества возвышаю и награждаю я, а непокорных и зловредных исправляю по необходимости. Пускай злость клевещет, но совесть моя чиста. Бог судия мой! Неправое разглагольствие в свете аки вихрь преходный».
Читающий сие приметить может, с какою порывистою обнаженностью и соболезнованием говорил о себе сей великий государь. Имевшим счастие быть близ лица монарха сего известна великая душа его, человеколюбие и милосердие. Много было ему домашних горестей и досад, на гнев преклоняющих, и, хотя в первом жару был вспыльчив, однако скороотходчив и непамятозлобен. Ах, если б знали многие то, что известно нам, дивились бы снисхождению его. Все судят только по наружности. Если бы когда-нибудь случилось философу разбирать архиву тайных дел его, вострепетал бы от ужаса, что соделывалось против сего монарха.
Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.
«Я изменил мой народ, но я не смог изменить самого себя…»
Говорят, что законодатели и короли совсем не должны впадать в гнев: но никогда не было монарха ни более вспыльчивого, чем Пётр Великий, ни более безжалостного. Этот недостаток в монархе не из тех, что исправляют только признанием его, признавая себя виновным; но, наконец, он в нём признался, и он даже сказал члену голландского магистрата во время своего второго путешествия: «Я изменил мой народ, но я не смог изменить самого себя».