Высвечивается молодой народоволец.
Молодой народоволец. Ему, мне или другому – кому придется нанести страшный последний удар, который гулко раздастся по всей России… Он умрет, а вместе с ним умрем и мы, его враги, его убийцы!
Фроленко. Как снаряды для метания, Николай?
Кибальчич(входит). Видите ли, я изучил всю литературу по химии взрывчатых веществ на английском, французском и немецких языках и полагаю, что совершеннее этих снарядов не существует сейчас, но наука не может дать гарантию в сто процентов без достаточного числа экспериментов, а я не имел условий для необходимой проверки.
Фроленко. Ты идёшь, Вера, и Кибальчич ни о чем думать не может, кроме своих снарядов!
Кибальчич. Я слышал ваш разговор. Но я, Миша, не думаю не оттого, что не могу думать, а оттого, что сейчас это было бы не рациональной тратой моих сил. Мышление должно быть разбито по этапам, и на каждом этапе необходимо доходить до логического конца. Я не поклонник ваших бесконечных эмоциональных дискуссий. Вы знаете. На первом этапе я ставил себе цель развить общинные инстинкты и наклонности, которые существуют в народе до социалистических инстинктов и привычек. Я был остановлен арестом. Исследовав ситуацию, я понял, что силы, арестовавшие меня, могут быть устранены лишь радикальным способом. Поэтому я перешел от изучения способов улучшения промыслов, обработки земли и улучшения сельскохозяйственных орудий к изучению способов усовершенствования взрывательных снарядов. Вот и все. На каждом этапе надо обдумывать и действовать сообразно. Бесконечное обдумывание вредно. Моя задача в том, чтобы снаряд достиг необходимого эффекта. Простите. (Уходит.)
Фигнер. Если же снаряд не достигнет эффекта и он и здесь избежит смерти, то Андрей вырвется из толпы и заколет его кинжалом! На этот раз он не уйдет!
Условный стук в дверь. Все напряженно вслушиваются. Быстро входит Перовская. У нее бледное, неподвижное лицо.
Соня!
Перовская (жестко). Желябов арестован…
Общее движение, все окружают Перовскую, выходит Кибальчич, продолжая постукивать своим молоточком.
Исполнительный комитет поручил мне руководить вами, дайте бумаги!
Муравьев и Желябов продолжают свой диалог.
Муравьев. Итак, господа судьи, рядом с Желябовым, вслед за Желябовым встает Перовская. Она дворянского рода, из хорошей семьи, дочь родителей, занимавших в обществе почетное место… (Вдруг совсем просто.) Когда мой отец был губернатором в Пскове, вице-губернатором служил Лев Николаевич Перовский… Мне было десять, значит, ей – семь, брата ее помню… озеро… Девочка такая быстрая… (Энергично.) Мы можем представить политический заговор, мы можем представить, что женщина участвует в этом заговоре, но чтобы женщина становилась во главе, чтобы женщина принимала на себя распоряжение всеми подробностями убийства, чертила план, хладнокровно расставляла метальщиков – это нормальное нравственное чувство отказывается понять…
Перовская. Вам и не надо этого понимать… Я повторяю, что фактическую сторону обвинительного акта признаю… Я беру все на себя!
Желябов. А я прошу огласить мое заявление. (Читает.) Если новый государь, получив скипетр из рук революции, намерен держаться в отношении цареубийц старой системы, если юного героя намерены казнить, было бы вопиющей несправедливостью сохранить жизнь мне, ветерану революции, многократно покушавшемуся на жизнь Александра Второго и не принявшему физического участия в умерщвлении его лишь по глупой случайности. Я требую приобщения себя к делу Первого марта и, если нужно, сделаю уличающие меня разоблачения!
Перовская (кричит). Андрей! (Поворачивается и, опустив голову, медленно уходит.)
Муравьев (встает и обращается к залу). Итак, господа судьи, утром этого рокового дня государь-император около полудня покинул дворец…
16
Вестибюль Зимнего дворца. Входит Лорис – Меликов, за ним полицмейстер. Лорис сильно взволнован.
Лорис. Конвой усилен?
Полицмейстер. Конвой достаточен. Кучеру дано указание ехать как можно быстрей.
Лорис. Вы сами неотрывно от кареты, на расстоянии пяти шагов!
Полицмейстер. Слушаюсь, ваше сиятельство.
Лорис. Попробую уговорить.
Духовой оркестр. Двери отворяются. Входят Александр Второй, княгиня Юрьевская, сановник с портфелем.
Александр Второй (весьма торжественно). Граф, вот журнал секретной комиссии по обсуждению вашего проекта. Я подписал его. Он подписан также наследником. (Берет у сановника портфель и передает его Лорис-Меликову.) Однако я не хотел бы публикации ранее обсуждения его Советом министров. Вы назначите его на среду, четвертое марта. Ну, вы довольны мною, Михаил Тариэлович?
Лорис. Это счастливейший день моей жизни, ваше величество!
Александр Второй. Тогда на развод, в Михайловский манеж!
Лорис. Ваше величество, сегодня я вновь, как и вчера, настоятельно прошу вас не ездить. Умоляю вас, княгиня, быть моей союзницей. Ваше величество, не выезжайте еще четыре дня!
Юрьевская. Александр, сделай это для меня и детей, у меня плохие предчувствия.
Александр Второй. Но я не могу быть запертым в своем дворце, в своей столице, на что это похоже!
Лорис. Ваше величество, в последние дни сделаны важные аресты, еще несколько дней, и все анархисты будут выловлены.
Александр Второй. Я доволен полицией. Полицмейстер, подойдите!
Лорис. Один из главных преступников, Желябов, нагло заявил, что покушение состоится, несмотря на его арест.
Александр Второй. Пустая похвальба! Я никогда не пропускаю разводов, сегодня лейб-гвардии саперный батальон, он охранял меня, семилетнего наследника, в страшный день четырнадцатого декабря в двадцать пятом году, я не могу нанести обиды офицерам…
Юрьевская. Александр, не езди, прошу тебя, граф настаивает, я верю ему.
Александр Второй. Пустое, Катя, уверяю тебя, ты плохо спала…
Лорис. Ваше величество, четыре дня, четыре дня и…
Александр Второй. Чтобы анархисты торжествовали, а либералы язвили, что я пленник в своем дворце!
Лорис. Ваше величество!
Александр Второй. Итак, в народе распустили легенду, что девятое покушение анархистов будет удачным. И мне подтверждать ее своим нелепым поведением!
Александр Второй. По Малой Садовой не поедем. По Большой Садовой, через Певческий мост, прямо в Манеж! (Уходит.)
Все быстро идут вслед за царем.
На перекрестке. Нищенка захихикала. Треск барабанов вдруг усиливается, слышится истошный крик: Ве-з-у-у-у-т цареубийц! Толпа кидается к краю панели, толкаясь, все стараются рассмотреть приближающуюся процессию. Из подворотни, бросив ящик, выбегает торговка с воплем: «Изверги, злодеи, христопродавцы!» Работая локтями, она лезет сквозь толпу. Офицеры сдерживают народ. За ревом голосов и барабанным боем слышны теперь лишь отдельные фразы и выкрики.
Провинциал. Смотрите, кланяется, кланяется. Это кто ж?
Славянофил. Тимофей Михайлов…
Баба. Должно, кается.
Крестьянин. А вот я ему сейчас камушком!