Исаак Сваненбург. Выделка шерсти и холста.
Ныне же в понятие «цивилизация», как в некую тайную книгу судеб, заносятся совокупные деяния людей и народов, их образы жизни и деятельности, их институты и верования. Сюда мы отнесли греко-римскую, китайскую, индийскую, арабско-испанскую, германскую, русско-славянскую, скандинавскую, французскую, иудейскую, мусульманскую цивилизации.… В то же время иные народы, четко запечатленные на скрижалях истории, внесшие в прошлом немалый вклад в мировую культуру, так и не сумели еще выделиться в прочную и стабильную цивилизацию.
История по праву считается первейшей из наук, ибо она (со времен Геродота и Плутарха) наиболее популярная и понятная людям. Правда, отсутствие макрокультурных обобщений делали и делают труд историков во многом уязвимым. Бокль критически высказывался их адрес: «Во всех других великих сферах ведения, необходимость обобщения признана всеми и всюду сделаны были благородные попытки возвыситься над отдельными фактами и открыть законы, управляющие этими фактами. Но историки так далеки от подобного взгляда, что между ними преобладает мысль, будто все дело их рассказать события, оживляя по временам этот рассказ нравственными и политическими размышлениями, которые могут им показаться полезными. Вследствии такого взгляда, каждый, кто, по лености мысли или по природной тупости, неспособен ни к какой из высших отраслей знаний, может, посвятив несколько лет на прочтение известного числа книг, сделаться способным написать историю великого народа, и книга его станет считаться авторитетом в предмете, которому посвящена».[12]
История народов – это книга, в которую записаны как успехи, так и неудачи культуры, науки и просвещения. Скажем, главная заслуга эпохи Просвещения не в том, что она открыла путь к образованию народов (тем более, что и успехи были незначительны). Гораздо большее значение имело и имеет возведение на трон Культуры, понимаемой как «история духа». Человеческий род воспринимается нами через призму совокупных культурных достижений. Кстати, именно так и делали Геродот, Цицерон, Гердер. Вряд ли стоит давать дефиниции понятию «культура». И все же наиболее близкую (в контексте целей и задач книги) трактовку феномена дал в 1871 г. английский ученый-эволюционист Эдуард Тайлор (1832–1917), определявший культуру как некую совокупность знаний, искусства, морали, права, обычаев, привычек и нравов в обществе, усвоенных человеком как членом этого общества.[13] Но культура это еще и учет былого опыта. Карлейль говорил, что опыт – это учитель, дорого берущий за свои уроки, но зато никто не научает нас лучше его.
У человечества – общая судьба. Все накопленное человечеством, передается потомкам. Поэтому интересна всеобщая история цивилизации. Ф. Гизо отмечал: «…сущность цивилизации заключается в двух фактах: в развитии строя общественного, и в развитии строя интеллектуального; в улучшении внешнего, общего положения, и в улучшении внутренней, личной природы человека; одним словом, в усовершенствовании общества и человека…».[14] Ф. Бродель сравнивал цивилизацию со «старцем», «патриархом мировой истории». Нам это сравнение не кажется удачным… Если это и «патриарх», то обладающий неким волшебным «эликсиром юности», ибо он одновременно молод, как молодо и само человечество. Цивилизация может нравиться или нет, её можно любить или яростно ненавидеть, но никому не дано избежать её чар. Чары эти чем-то напоминают безумно обожаемую, хотя и, увы, довольно порочную женщину, которой свойственно пленять, соблазнять, порабощать. Но, даже исчезая, она оставляет в памяти следы греховного великолепия.
Любая цивилизация – не застывший феномен. Она предполагает наличие перемен и сдвигов. Хотя попытки древних покорителей мира (Дария, Александра Македонского, Чингисхана) завершались неудачами, они имели важное значение для развития Цивилизации в целом, расширяя круг познания народов, знакомя людей с иными обычаями, нравами, культурами, порядками и религиями. В ходе сложнейших процессов этносы вступали во взаимодействие и противоборство, смешивались, таяли, поглощались друг другом. История знает примеры, когда вымирали не только доисторические ящеры, но и целые народы при резком изменении условий бытия. Пять тысяч лет тому назад на американском континенте возникли яркие цивилизации майя и «народа красной краски».
Что ожидает нас? Вавилонское смешение народов или взаимное насыщение культур? Возможно, покорение имперского Рима варварами представляется столь же закономерным, как и последовавшее затем завоевание испанцами Южной и Центральной Америки, или (если обратиться уже к нашим дням) вторжение масс латиноамериканцев, китайцев, турок, африканцев в такие страны, как США, Германия, Франция, Италия, Великобритания, Голландия, Австралия. Видимо, миграция племен и народов, помимо решения конкретных экономических или военно-стратегических задач, способствует осуществлению более глобальной цели – готовит человечество к будущему восприятию некой общецивилизационной культуры и модели развития. Urbi et orbi (на весь мир)! Местные же культуры вливаются, как реки в моря и океаны, в различного рода цивилизации. Может выйти иначе: каждый народ, узнав злобу мира, более полюбит себя.
Западная цивилизация распространила экономическую систему по всему миру, способствуя определенной унификации регионов, утверждая общую культурно-политическую модель развития. Обладая военной силой, мощной культурно-научной доминантой, экономической притягательностью, эта модель по сей день остается закрытой и враждебной для остального мира. Она неприемлема для большинства народов, культур, религий, идеологий. Ее представители агрессивны, лживы, безжалостны. Подавляя, покоряя, подкупая, она безнравственна, порочна и неубедительна. Тойнби был прав, сказав: «Западное общество провозглашается, тем не менее, цивилизацией уникальной, обладающей единством и неделимостью, цивилизацией, которая после длительного периода борьбы достигла наконец цели – мирового господства. А то обстоятельство, что ее экономическая система держит в своих сетях все человечество, представляется как «небесная свобода чад Божиих»… Тезис об унификации мира на базе западной экономической системы как закономерном итоге единого и непрерывного процесса развития человеческой истории приводит к грубейшим искажениям фактов и к поразительному сужению исторического кругозора».[15] Тем не менее Запад уверяет нас, что эта модель экономики и политики верна. Мы же считаем ее гибельной для народов мира.
Глубокое противопоставление мира культуры и мира хозяйства имел в виду немецкий философ О. Шпенглер, работая над «Закатом Европы» (1911–1918). Среди главных черт «западной цивилизованности» он называл: все более явное растворение народного тела, предрасположенного теперь главным образом к жизни в больших городах и бесформенных массах; деление населения на обитателей мирового города и провинциалов; укрупнение ядра слепого четвертого сословия (толпы или массы); заметное усиление в идеологии народа неорганического или космополитического начала; ну и воцарение на Западе так называемой «демократии», то есть почти абсолютного господства мира денег, различных монетаристских и хозяйственных сил, пронизавших все существующие политические формы и структуры власти.[16]
В основном, эти пять—шесть категорий («блага», «истины», «здоровье», «благополучие», «красота», «вера») на Западе определяют весь строй жизни и ход цивилизации. Хотя, разумеется, найдется еще множество сопутствующих черт, признаков и оттенков, которые относят к широчайшему пониманию «цивилизованности». Скажем, де Кюстин в известной книге о России писал о ней (в плане этики): «Недоцивилизация везде создает формальности; цивилизация утонченная уничтожает их; это как высшая учтивость, которой чужда всякая натянутость» (1843).[17] Он не сказал лишь, что эта самая «высшая учтивость» Запада зачастую оборачивается наивысшим зверством.