На этот раз во время еды он приступил к очередной записи в дневнике. Стараясь, чтобы хлеба хватило надолго, он отрывал от круглой лепешки крошечные кусочки и щедро макал их в плошку с медом, одновременно опуская перо в чернильницу. Яркий утренний свет врывался в его унылую спальню. Он лежал на своем мягком ложе, аккуратно устроив поднос с завтраком на стуле подле себя. С тех пор как приехал в Фалиндар, он сделал в дневнике больше записей, чем в течение предыдущих нескольких недель. Пока они путешествовали через Люсел-Лор, заниматься дневником было некогда, так что короткие записи он делал при свете луны, буквально засыпая от усталости. А теперь он исключительно от нечего делать со всеми подробностями описывал те перемены, которые заметил в Люсел-Лоре.
Запись этого дня начиналась с печального признания:
"Люсилер был прав. В Люсел-Лоре воцарился мир - такого я даже представить себе не мог. Они следуют за своим безумцем с любовью".
Он остановился. Действительно ли Тарн безумен? Ричиус был уверен, что Тарн - убийца, но вот его умственное здоровье по-прежнему вызывало сомнение. Возможно, из разговора с ним он узнает правду...
В дверь неожиданно постучали. Ричиус с интересом поднял голову: кто мог к нему прийти? Только Люсилер навещал его здесь, но он никогда не стучал. Ричиус опустил перо в чернильницу и отложил дневник. Подойдя к двери, опасливо ее открыл. На пороге стоял Кронин, который показался ему незнакомым, поскольку у него на лице отсутствовала краска. На нем была изрядно помятая рубашка - и никаких украшений. Глаза военачальника потускнели от недосыпания. Когда дверь открылась, он поклонился Ричиусу.
- Тарн, - просто объявил он и указал сначала на Ричиуса, потом - на пустынный коридор.
- Он хочет видеть меня прямо сейчас? - спросил Ричиус. Кронин непонимающе смотрел на него.
- Да, конечно, - пробормотал он себе под нос.
Бросившись обратно в спальню, сел на кровать и натянул высокие ботинки, затем отломил большой кусок хлеба и запихнул его в рот, чтобы прожевать, пока зашнуровывает обувь. Кронин равнодушно наблюдал за ним, а когда Ричиус предложил ему хлеба, тот молча покачал головой. Прежде чем уйти, Ричиус положил дневник в седельную сумку, спрятав его под платье, купленное для Дьяны. После этого расчесал пальцами волосы, пригладил непокорную прядь и последовал за Кронином.
Пока они шли по коридору, вокруг царила тишина. В этот рассветный час большинство обитателей крепости еще спали, и Ричиус ступал как можно тише, чтобы не разбудить их. Они спускались по бесконечной лестнице, пока не оказались на уровне очередного коридора на полпути вниз. Узкий и темный, этот коридор привел их к другой винтовой лестнице, по которой они поднялись наверх.
Ричиус догадался, что они попали в южную башню. По словам Люсилера, именно там располагались комнаты Тарна. Скорее всего здесь он найдет и Дьяну. Его охватило нетерпение. Он почти физически ощущал, что приближается к ней, и в нем ожило воспоминание о нежном аромате ее волос. Наконец-то, безмолвно сказал он себе. Наконец-то! Но сначала ему придется говорить с Тарном. Когда лестница закончилась, он постарался овладеть собой.
Подобно коридору, что вел в его комнату, этот переход имел отличительные черты нового стиля Фалиндара: голые стены были украшены только редкими светильниками. Они проходили мимо такого же множества дверей, как и в северной башне, - и, видимо, все они вели в бедно обставленные покои. Ричиус чутко прислушивался к каждой двери в надежде уловить знакомый голос. Но до него только изредка доносился сонный храп.
Еще одна лестница - и они остановились у полуоткрытой двери. Из-за нее вырывались пыльные лучи солнца и звуки хриплого дыхания. Кронин стукнул в дверь и сразу же открыл ее; посторонился, чтобы пропустить Ричиуса. Комната оказалась больше других жилых помещений дворца, но не просторнее: все стены от пола до потолка были заняты полками, кипами книг и бумаг. На другой стороне комнаты, возле одного из трех окон, стоял старинный письменный стол, тоже заваленный бумагами.
Увидев Ричиуса, человек, сидевший за столом, поднял голову.
- Входите, - слабо вымолвил он.
Вид у Тарна был усталый, а освещенная солнцем кожа казалась еще ужаснее. Кронин исчез без лишних слов, и Ричиус прошел в глубь помещения. Около письменного стола стоял стул - единственный предмет мебели, свободный от изобилия рукописей. Тарн предложил гостю сесть.
- Спасибо, - смущенно молвил Ричиус, усаживаясь.
На Тарне не было капюшона, и в солнечном свете ярко блестели залысины. По ним пробегали желтые и красные шрамы. Остатки волос росли пучками, длинные и неухоженные, и были лишены обычной для трийцев шелковистости. Ричиус пристально вглядывался в него. Ему уже приходилось видеть жертв кошмарных болезней. В империи многие болели проказой - немало прокаженных было и среди нарских нищих, когда-то наводнявших Экл-Най. Его собственным солдатам в долине Дринг приходилось бороться со страшным заболеванием, когда гнила плоть на ступнях. Но состояние Тарна было ни с чем не сопоставимо; Ричиус даже не мог представить себе, какими невыносимыми болями оно сопровождается. С горькой иронией вспомнил он свою аудиенцию у Аркуса и то, что император вместе с узким кругом приближенных много лет принимают снадобье, которое поддерживает в них жизнь. Как забавна их уверенность, что этот больной человек владеет тайной вечной жизни! Это Тарну нужны были бы их лекарства, а не им - его бесполезная магия.
Искусник неловко поерзал в кресле, пытаясь выпрямить спину. При этом он в упор смотрел на Ричиуса.
- Я не поблагодарил вас за то, что вы сюда приехали, - хрипло произнес он. - Вы оказали мне услугу.
- У меня была для этого веская причина, - ответил Ричиус. - Вы знаете, почему я здесь.
Тарн кивнул.
- Из-за моей жены.
- Из-за Дьяны, - поправил его Ричиус. - Люсилер сказал мне, что она здорова.
- Она здорова.
- Я могу ее увидеть?
- Скоро.
- Вы хотите сказать - так скоро, как это будет возможно, верно? предположил Ричиус. - Она больна?