Дьяна отвернулась.
- Об этом говорить не следует, - ледяным тоном заявила она. - Я замужем за Тарном.
Это не было ответом, и ее уклончивость обнадежила Ричиуса. Он сделал шаг к ней.
- Может быть, хотя бы иногда?
Дьяна не повернулась к нему, но слегка понурилась.
- Когда я вынашивала Шани, Тарн все время был со мной. Он заботился обо мне, следил, чтобы у меня было все необходимое. Он был мне как настоящий муж. И когда я рожала, он помогал мне и держал меня за руку. Но Шани всегда заставляла меня думать о тебе, Ричиус. Даже когда еще была в утробе. - Дьяна наконец повернулась к нему, и ее взгляд был полон печали. Тебя не так легко забыть, Ричиус Вентран.
Надежда мелькнула в его глазах
- Дьяна...
- Ты слышал мой ответ, - отрывисто сказала она. - Больше я ничего тебе сказать не могу. И если ты действительно любишь меня так, как говоришь, ты сделаешь это ради меня и нашего ребенка. Ты это сделаешь? Ты поговоришь со своим императором?
Ричиус ушел не ответив.
30
На голой скале Фалиндара, на обращенной к морю стороне был отвесный обрыв, который уходил вниз на тысячу футов, где об острые камни бился прибой. На обрыве почва была каменистой, почти лишенной растительности; вид на бескрайний океан ничем не ограничивался - если не считать одного древнего дерева, высокого и корявого. Кривые ветки никогда не сбрасывали с себя листву - даже зимой. Золотая и по-летнему зеленая листва меняла цвет в зависимости от времени года, а ствол заканчивался паутиной корней, вырывавшихся из земли, словно они задались целью разломать камни под собой. Никто не знал, как это дерево попало туда и каким образом получало питание из скудной почвы, но, по местному поверью, дерево было даром небесных духов, младших божеств трийцев, которые парили над землей, а порой поселялись на прекрасных горах. Из-за этого да еще из-за странных плодов, созревавших в начале весны, дерево славилось по всему Люсел-Лору. Оно считалось доказательством того, что боги существуют и что они любят своих детей-смертных.
Люсилер не знал, было ли это дерево даром Небес, или капризом природы. Он знал только, что любит его, что оно дарует ему утешение и заставляет думать. Накануне падения Фалиндара, в те дни, когда он был любимцем дэгога, он приходил к этому дереву, срывал похожий на цитрус плод и, наслаждаясь его вкусом, любовался на волны, бьющиеся о скалы. В те беззаботные дни ему приходилось думать только об охране дэгога и скучных повседневных делах. Тарн и его революция навсегда изменили его жизнь, но дерево по-прежнему оставалось на своем месте и плодоносило. И по-прежнему заставляло Люсилера размышлять о тайнах жизни.
Сегодня это дерево было ему необходимо.
Люсилер просунул руку между колючими ветками и сорвал спелый красный плод. Ветка откачнулась обратно, вспугнув дрозда, и он шумно взлетел к небесам. Утро было теплое - хорошее утро, чтобы насладиться безмятежностью горы. Он сел на камень, свесив ноги с обрыва, и начал не спеша счищать кожуру с плода. В лицо ударил фонтанчик сока, и он улыбнулся.
Затем принялся вкушать терпкий сок, высасывая его из долек плода, и смотрел на спокойную воду. Над морской гладью в лазурном безоблачном небе парили чайки, занятые непрерывным поиском пищи. Ветерок доносил до него свежий запах соленой воды, лучи солнца ласково прикасались к лицу, навевая дремоту. Но сегодня Люсилер пришел к дереву не для того, чтобы спать. Он пришел поразмыслить - ему было неспокойно, даже отменная погода не поднимала настроения. Он предал друга - и чувство вины его убивало.
Прошло два дня с тех пор, как он последний раз разговаривал с Ричиусом. Тарн сообщил им обоим порознь о своем решении, и теперь Ричиусу тоже предстояло решить, что он будет делать дальше. Узнав о существовании своей дочери, он стал холодным и неприступным. Не выходил к столу, ни с кем не разговаривал, не отвечал на стук в дверь. Запершись у себя в комнате, брал еду, оставленную для него в коридоре, только когда слышал удаляющиеся шаги Люсилера. Они все о нем тревожились - даже Тарн, и никто не догадывался о том, что происходит за дверью его спальни.
"Бедный мой друг, - печально думал Люсилер. - Мне так жаль!"
И он действительно искренне стыдился отведенной ему роли, которую вынужден был сыграть. Он мысленно перебирал все события последних недель, разбирая свою тактику и отыскивая ошибки. Больше всего он сожалел о том, что послушался эту женщину. Дьяна была не права, скрыв от Ричиуса свою новость, - теперь Люсилер это ясно видел. Ему следовало сказать другу о ее беременности, как только они встретились на дороге Сакцен. Но Дьяна очень надеялась, что Ричиус вообще не поедет в Люсел-Лор. Она убедила Люсилера в том, что нет смысла рассказывать ему о ребенке, если он примет решение не возвращаться за ней. Это известие только разожжет его стремление приехать а здесь для него ничего нет.
Люсилер хмурился, пережевывая мякоть плода. В тот момент эти доводы казались ему убедительными. А теперь Люсилер не сомневался, что Ричиус чувствует себя оскорбленным.
- Проклятие! - прошептал он.
Ему не следовало этого делать. Теперь он лишился друга - прекрасного, незаменимого друга. Загладить свою вину он не сможет - обман ничем нельзя стереть. В долине Дринг у них был кодекс чести, и, следуя ему, они спасали друг другу жизнь. Он нарушил этот кодекс. Ему будет очень не хватать Ричиуса.
И тут он услышал его, словно шепот морского ветерка. Люсилер повернул голову - Ричиус стоял всего в нескольких шагах от него. Его руки бессильно висели вдоль тела. Люсилер облизал липкие губы и помахал другу.
- Садись, - сказал он, когда тень Ричиуса упала ему на спину.
Тень помедлила несколько секунд, но потом зашевелилась. Ричиус небрежно сел на обрыв, спустив ноги, и мрачно уставился на горизонт.
- Почему ты мне не сказал?
Он не повернул лицо к Люсилеру, а задал свой вопрос ветру.
- Теперь я и сам толком не знаю, - пожал плечами Люсилер.
- Такой ответ меня не устраивает. Дьяна призналась, что просила тебя ничего мне не говорить. Это правда?
Триец кивнул.
- И ты ее послушался? Почему, Люсилер? Как ты мог скрыть от меня такое?
- Я уже сказал: не знаю. Она меня попросила, и я выполнил просьбу. Возможно, это было неправильно.