— Дорога предстоит долгая. — На лице Фориса отразилось беспокойство. — Берегите себя, друг мой. И не тревожьтесь. Вы поступаете правильно.
Тарну не удалась попытка улыбнуться.
— Правильно или нет, но, думаю, я все равно буду за это проклят.
Он подошел к своему коню и уже закинул ногу в стремя, когда из недр замка до него донесся крик.
— Бхапо, подождите!
Тарн опустил ногу и повернулся к воротам замка. Из темноты возникла Прис, младшая дочь Фориса. Она бежала к ним, протянув руки.
— Не уезжайте, бхапо! — воскликнула Прис. Она попыталась пробежать мимо отца, но Форис ухватил ее за воротник.
— Дочка, — с укоризной произнес он, — возвращайся в кровать.
Девочка прилагала неимоверные усилия, чтобы вырваться из отцовских рук, но Форис крепко держал ее.
— Я хочу попрощаться! — взмолилась она. — Я увидела из окна, что бхапо уезжает. Ну пожалуйста!
— Ладно, — уступил Форис. — Но только быстро. Бхапо пора ехать.
Тарн подошел к крохе и опустился на колени. Движение отдалось острой болью, но он не обратил на это внимания, с улыбкой глядя в лицо девочки.
— Я уезжаю не навсегда, Прис, — мягко сказал он. — Не беспокойся. Я вернусь, как только смогу. Но сначала мне нужно кое-что сделать.
— Что сделать, бхапо? — спросил ребенок. — Это кое-что военное?
Тарну очень нравилось звучание этого слова в детских устах. Слыша это ласковое бхапо, означавшее дядюшка, Тарн всегда улыбался.
— Мне надо ехать, чтобы остановить нехорошего человека, Прис, и помочь людям. Но я обещаю вернуться. И тогда все будет хорошо. Договорились?
Девочка кивнула:
— Да, бхапо. А вы привезете мне еще одну книгу, когда вернетесь?
— Постараюсь. Но давай-ка я кое-что тебе покажу. Это тебе понравится.
Прямо на глазах малышки и ее отца Тарн поднял с земли корявую сухую ветку, которая упала с березы, росшей на дворе замка. Быстро освободил ее от мелких веточек, а потом разломил ветку на кусочки. Каждый кусочек он по очереди клал на землю, и получилось нечто вроде фигурки деревянного человечка. Туловище у него было из толстого куска ветки, руки и ноги — из более тонких прутиков.
— Вот, — сказал Тарн. — Ты знаешь, что это такое?
Прис не скрывала разочарования.
— Ничего, — недовольно пробурчала она.
— Вовсе не ничего. Это — человек.
Девочка с любопытством наклонила головку и посмотрела на деревянного человечка.
— Правда?
— Да. — Тарн помахал рукой над ветками. — Смотри!
Ветки секунду дрожали, а потом деревянный человечек встал, покачался на неуклюжих ножках и начал двигаться. Прис взвизгнула от радости и захлопала в ладоши. Тарн засмеялся и взглянул на Фориса: в его распахнутых глазах отразились восхищение и ужас. Прис продолжала веселиться — и человечек затанцевал, а вскоре даже искусники, которые постепенно привыкали к странным способностям своего господина, начали смеяться.
— Продолжай хлопать, Прис. — Тарн встал с колен и направился к своему коню. — Человечек еще немного для тебя потанцует.
Девочка была так заворожена новой игрушкой, что почти не обратила внимания на отъезд своего обожаемого дядюшки. Совершенно потрясенный чудом, Форис обошел ее и помог Тарну сесть в седло.
— Что это было? — спросил он.
Тарн пожал плечами.
— Спросите у Лорриса.
Затем он встряхнул повод и исчез в лесу. Спустя несколько секунд деревянный человечек перестал танцевать, упал и рассыпался.
5
Имя его было Небаразар Горандарр, но никто его так не называл. Его монаршья генеалогия отличалась большей разветвленностью, чем у большинства королей Нара (исключение составлял, наверное, сам император), и он мог проследить свое происхождение на протяжении тысячи поколений — до того периода, когда трийцы были собирателями растений, а первые дролы еще не начали поклоняться своему мифическому божеству. Из-за его происхождения и странного звучания имени народ давно придумал титул, коим стал именовать представителей этого некогда сильного клана.
Его называли дэгогом.
Это слово из древнего языка означало вождь, и дэгог Люсел-Лора гордился своим титулом. Его звали не дэгог Небаразар Горандарр, а просто — дэгог. Так обращались к нему и жена, и дюжина его детей. Произнесение в его присутствии полного имени воспринималось бы как крамола. Ему служили не из любви, а из глубочайшей, воспитанной поколениями преданности. Его семью высоко ставили на протяжении всей истории трийцев, и хотя он был слабейшим представителем своего клана, ему все равно воздавали почести — по крайней мере те, кто не попал под влияние дролов.
Некоторые считали его мелочным. Зная об этом, он обычно оставался индифферентным к такого рода оскорблениям. Он был неимоверно богат, во всяком случае, до тех пор, пока его цитаделью не завладел Тарн, и он не сомневался, что подлым или жадным его называют исключительно завистники. У него имелось твердое убеждение, что все свои побрякушки он заслужил уже потому, что являлся последним потомком достопочтенной семьи.
В этот день дэгог Люсел-Лора пребывал в особо мерзком настроении и демонстрировал это окружающим. Он барабанил своими жирными пальцами по столу для заседаний, и его массивные кольца терлись друг о друга. Для него не было на свете ничего более ненавистного, чем ожидание. В былые дни тот, кто имел наглость заставить дэгога ждать, считался преступником. Но эти времена миновали, и даже он понимал: бесполезно рассчитывать на то, что нарские дикари уяснят столь сложный этикет. И, охваченный гневом, он ждал, возлежа на подушках из весьма посредственного шелка.
Прислужница поставила перед ним чашу с финиками, но он смахнул ее, и фрукты рассыпались по полу.
— Убирайся! — рявкнул он, и женщина поспешно ретировалась.
Дэгог почувствовал, как ощетинился сидевший рядом с ним военачальник Кронин, но это его нисколько не тронуло. Ему надоело жить в этом замке, годном только под свинарник, надоело считаться гостем военачальника. Он хотел вернуться домой и обвинял присутствующих здесь в том, что они не пускают его в любимый Фалиндар. Однорукий Эдгард, арамурский боевой герцог, рассеянно потер обрубок руки и тайком подмигнул Кронину. Дэгог мысленно содрогнулся, решив, что его считают идиотом.
— Я хочу начать, — заявил он Кронину. — Где этот дурень барон? Ступай найди его.
Кронин, военачальник Таттерака, приглушил возмущенное фырканье и встал с пола. Чувствуя легкое раздражение, он направился к арке — и лишь тогда заметил барона Блэквуда Гейла. Тот вызывающе протиснулся в арку, не обратив на него ни малейшего внимания, решительно прошел в зал и низко поклонился трийскому правителю. Барон был гигантом, воплощением нарского варварства; при каждом движении его кожаные доспехи растягивались и стонали. Позади него шел еще один талистанец, полковник Троск, похожий на хорька; он никогда ни перед кем не снимал своей шапки с пером — даже перед дэгогом.
— Дэгог, — торжественно произнес барон, — прошу извинить мое опоздание. Меня задержали важные дела, и я только что прибыл.
— Ты оказываешь мне дурную услугу, барон, заставляя меня ждать. Чем, по-твоему, я занимаюсь все дни, чтобы тратить даром столько времени? Садись.
Гейл почтительно склонил голову, и они с полковником уселись на пол, вытянув вперед скрещенные ноги, и безуспешно пытались подложить себе под задницы шелковые подушки. Пришельцы не выказали желания заговорить с герцогом Эдгардом, и арамурец тоже не удостоил их вниманием.
Кронин молча вернулся на свое место рядом с дэгогом.
— Женщина! — крикнул дэгог по-трийски куда-то в глубину зала. — Принеси нам угощение. Еще фиников и питья.
Спустя несколько секунд прислужница вернулась с подносом. Поставила его на стол и робко налила из высокого серебряного сосуда токку — любимый напиток дэгога — в подставленный бокал господина. Затем обслужила остальных.