Но теперь это невозможно. Она никогда не полюбит его. Эта мысль разбила ему сердце. Тарн вдохнул полной грудью чистый степной воздух и протяжно выдохнул. Дремавший рядом с ним Награ, один из священнослужителей, сопровождавших его, встряхнулся.
— Господин, — посмотрел на него молодой человек, — с вами все в порядке?
Нагре едва исполнилось двадцать, он происходил из верующей семьи дролов. Обычно Тарн ценил заботливость своего спутника. Но не сегодня.
— Все прекрасно, — отрезал он, зная, что это звучит совсем неубедительно.
Награ нахмурился. Тарн никогда не был с ним резок.
— Прошу прощения, господин, но у вас не все прекрасно. Вы молчите целый день. В чем дело? Вы больны?
— Посмотри на меня! — вспыхнул Тарн. — Конечно, я болен! — Но тут же устыдился своей резкости и добавил: — У меня действительно все в порядке. Я просто… — пожал он плечами, -… думаю.
— О Чандаккаре? — возбужденно спросил Награ.
Он, как и остальные, охотно откликнулся на просьбу Тарна сопровождать его к Карлазу. Он едва успел стать священнослужителем и не потерял мальчишечьей любви к приключениям. Тарн невольно улыбнулся.
— Нет, не о Чандаккаре. О чем-то гораздо менее значимом. Не тревожься.
Награ указал на окружающую их равнину.
— У нас впереди весь день, господин. Может, и много дней. Почему не поговорить?
— Потому что у меня нет настроения. А теперь помолчи. Дай мне отдохнуть.
Награ обиделся, но не посмел настаивать. Он просто отвел глаза и стал глядеть на широкий простор, притворяясь, будто на него не подействовала отповедь Тарна. Тот уже сожалел о своей резкости. Все его спутники — хорошие молодые люди. Он выбрал их за энергичность. Но они любопытны, а он уже давно усвоил, что любопытство подавлять не следует. Его собственный отец совершил именно такую ошибку.
— Хорошо, — сказал он, с трудом выпрямившись, — давай поговорим. — Он постучал палкой по переднему сиденью. Рейг и Форн, собратья Нагры, обернулись к нему. Рейг держал в руках вожжи. — Вы двое, слушайте меня. Юный Награ желает разговаривать. А меня занимают кое-какие вопросы. Давайте немного поупражняем наши мозги.
— Господин? — изумленно воззрился на него Форн.
Они путешествовали уже больше недели, и за все это время Тарн ни разу не обращался к ним столь непринужденно. Но к изумлению Форна примешивалась и радость.
— Разговор, — повторил Тарн. — Вы знаете, что это такое? Не обязательно наполнять всю нашу жизнь одними только молитвами, знаете ли.
— Я знаю, господин, — ответил Форн. — Я молюсь и разговариваю тоже.
— Прекрасно. Тогда поговорите со мной. У меня есть вопрос. Награ, слушай внимательно.
Тарн откинулся на спинку сиденья, стараясь устроиться как можно удобнее. Награ и Форн наклонились ближе: им не терпелось услышать вопрос своего господина. Рейг снова смотрел на дорогу, но вместе с тем наклонил голову, тоже прислушиваясь.
— Я думал над таким вопросом, — продолжал Тары. — Жестокость. Я пытался понять, откуда она берется.
Молодые люди сосредоточились, хотя толком не поняли вопрос. Тарну забавно было наблюдать, как Награ силится найти ответ. Однако его опередил замкнутый Рейг.
— Из порока, — уверенно изрек он. — Жестокость порождается пороком.
— Пороком, — повторил Тарн, обдумывая услышанное. — Гм, возможно. Как у нарцев, да, Рейг?
— Да, нарцы порочны. Это делает их жестокими. Только порочные люди могли совершить то, что совершено в Экл-Нае.
— Это — игра, господин? — спросил Форн. Форна отличала подозрительность, которая напоминала Тарну его самого в молодости.
— Нет, не игра, — ответил он. — О, вы трое считаете, будто я знаю ответы на все вопросы, но это не так. Я тоже пытаюсь понять, как устроен мир. Иногда это помогает мне философствовать. — Он ткнул Нагру палкой. — Ну, что скажешь?
— Мне кажется, Рейг прав. Порочность делает людей жестокими. Почему вы задумались над этим, господин?
— Вопросы задаю я. А как же военачальники? Они жестокие?
— Нет, — бросил Рейг через плечо, — они воины.
Тарн лукаво улыбнулся.
— Когда Делгар сражался с Пракстин-Таром в Рийне, он так закопал в песок на берегу пятьдесят взятых в плен воинов, что снаружи остались только головы, и стал ждать прилива. Они еще не успели утонуть, когда крабы и чайки выели им глаза. Ты сочтешь это жестокостью, Рейг?
Священнослужитель долго не отвечал. Тарн наблюдал, как его ученик понемногу начинает злиться.
— Да, наверное, — сказал наконец Рейг. — Возможно, Делгар носит в себе порок.
— Сейчас Делгар нам помогает. Он сражается с нами против нарцев. Тогда должны ли мы считаться порочными?
— Господин, к чему все это? — спросил Награ. — Я не понимаю. Мы не порочны!
— Молчи, мальчик, я этого и не говорил. Ответь мне, Рейг: Делгар порочен, или это ты ошибся насчет истоков жестокости?
Рейг потупился.
— Не знаю.
— По-моему, Рейг ошибся, — заметил Форн. — Делгар жестокий. И Шохар тоже. Но они не порочны.
— Да, — сказал Тарн, — я с тобой согласен. Они оба — люди чести. Возможно, они жестоки, но они честны. Как и все мы. — Он посмотрел прямо в глаза Нагре. Молодой человек не скрывал своего недоумения. — Правильно, Награ?
Тот лишь пожал плечами — но на секунду их мысли соприкоснулись. Награ понял, что Тарн встревожен. Именно поэтому он нарушил его молчание. Повелителя дролов всколыхнул собственный вопрос, он задумался о том, как был жесток к Ричиусу и Эдгарду, и о том, как отшвырнул ногой зубы дэгога на другой конец тронного зала. Даже Дьяна стала жертвой его безжалостности. Но Тарн никогда не считал себя порочным. Нечто другое подвигало его на такое безумие. Продолжая удерживать взгляд Нагры, Тарн тихо спросил у него:
— Награ, почему люди бывают жестокими?
Молодой человек произнес голосом, полным трагизма:
— Люди бывают жестокими, когда они слабы, господин. Люди жестоки, когда их желания не осуществляются.
А потом замолчал, отвернулся от своего повелителя и вновь стал смотреть на равнину. Говорить не хотелось никому.
Солнце стояло высоко в небе, когда Тарн очнулся от беспокойного сна. Он выглянул из покачивающейся кареты и обнаружил, что они находятся в зарослях сухой травы выше человеческого пояса. Кое-где из нее восставали древние деревья с толстыми ветвями и густой раскидистой кроной. Определив время по солнцу, Тарн решил, что пора сделать остановку. Он постучал палкой по сиденью, и Рейг обернулся.
— Останови карету. Надо отдохнуть. И помолиться.
Рейг тотчас осадил лошадей и бросил вожжи. Они с Форном перебрались в заднюю часть кареты, чтобы поесть и напиться воды. Награ достал припасы. У Тарна спина разламывалась от усталости, и он решил немного пройтись.
— Ешьте, — сказал он, с трудом поднимаясь на ноги. — Отдыхайте. Я скоро вернусь.
Награ поднял голову.
— Куда вы идете?
— Помолиться. — Тарн указал палкой на высокую траву. — Там.
— Нет, господин! Это слишком опасно.
Награ взял дрожащую от напряжения руку искусника.
— Успокойся, мальчик, — выговорил Тарн. — Помоги мне спуститься.
— Трава слишком высокая! — протестовал Награ, послушно помогая искуснику слезть на землю. — Мы вас не увидим.
Тарн вздохнул.
— Я уже давно не нуждаюсь в няньках, Награ. Ешь и отдыхай. Я скоро вернусь.
Он слышал у себя за спиной возражения Нагры, но проигнорировал их. Ковыляя по высокой траве, он прибивал самые густые заросли палкой. Земля сильно пересохла, и примятая трава у него под ногами странно хрустела. Вскоре он уже едва был виден от кареты, а когда опустился на колени, окончательно скрылся из виду. Прикасаясь к земле, колени его издавали жалобный скрип. Палку он положил рядом. Сделал глубокий вдох и усилием воли очистил свое сознание. Издалека до него доносились юные голоса искусников, которые о чем-то ожесточенно спорили. Он отстранился от них, закрыл глаза и стал внимать ветру.
И погрузился в молитву…
Он обращался к Лоррису и Прис с просьбой наделить его мудростью и силой. А еще он просил прощения за свою жестокость и благодарил богов за то, что они вынудили его заглянуть в глубь себя. Дал им клятву измениться — при их содействии и благословении. Он почти закончил свой плач, когда послышался какой-то шорох за спиной.