— Тарн…
Незваный гость ухмыльнулся.
— Как приятно, когда тебя помнят! Я, конечно, тоже помню тебя, дэгог. Я вспоминаю тебя всякий раз, когда идет дождь и я не могу ходить.
Повелитель трийцев отодвинулся как можно дальше от призрака и вдавился в спинку кровати.
— Кто ты? Демон?
— Я стал мечом Лорриса! — объявил дрол, и его тело снова замерцало. — Со мной дар Небес. Я — воздух и вода. Смотри на меня, толстяк. Смотри — и бойся!
— Я и правда тебя боюсь! — пролепетал дэгог. — Пощади меня, чудовище. Возьми, что хочешь, но не отнимай у меня жизнь…
Дрол расхохотался.
— Я иду готовить твой конец, Небаразар Горандарр. Сегодня ты падешь.
— Нет! — возопил дэгог. — Тарн, прости меня! Я не хотел причинять тебе вреда! Это сделал не я! Клянусь тебе!
— Лжец! Я видел твое лицо сквозь кровь, заливавшую мне глаза. Я помню, как ты смотрел на пытки.
Дэгог беспомощно всплеснул руками.
— Мне сказали, что ты — преступник. Я… я был не прав. Ну пожалуйста, давай поговорим…
— Это ты совершил преступления, за которые надо отвечать, и я не разговариваю с демонами. — Бесплотная рука призрака устремилась в сторону балкона и лежащей за ним темноты. — Смотри сегодня на небо. Жди пурпурного тумана. Этой ночью я — Творец Бури.
А потом образ дрола померк и растворился — и дрожащий дэгог остался один. Несколько долгих секунд он не мог даже пошевелиться; наконец слез с кровати и на цыпочках засеменил к балкону. Распахнув двери, он вышел в ночь. От чайника перестал подниматься парок. Стало холоднее — почти по-зимнему. Дэгог посмотрел на кроваво-красную луну; она висела в небе, словно мертвая голова. Над горизонтом плыло пурпурное облако.
6
Даже до войны с Наром долина Дринг никогда не была спокойным местом. Форис Волк делал все, чтобы не зря именоваться военачальником. Из-за этого жителям его земель приходилось переносить немало трудностей, терять своих сыновей в стычках с соседями из Таттерака, самой крупной провинции трийцев. Форис был жестким человеком, а его междоусобица с Кронином тянулась много лет, но никому так и не удалось отвоевать спорную территорию — лес Агор. Война истощила сундуки в замке Фориса и сделала его подданных париями среди остального населения Люсел-Лора, которое смотрело на дролов из долины с подозрением и тревогой.
И все же Волка в долине любили. Именно над этой загадкой размышляла Дьяна, шагая рядом с фургоном в пестрой компании беженцев вдоль извилистой реки Шез. Люди, с которыми она странствовала, представляли собой немногочисленную горстку тех, кто не видел в Волке божество. Из-за лохмотьев и пропыленных лиц в них нельзя было распознать трийцев. Они превратились в призраков, худых и бескровных. Дьяна тихо возмущалась, понимая, что во всех их бедах повинны Тарн и его прислужник Форис. Она не могла понять, что заставляло людей повиноваться подобным созданиям.
Для нее были непостижимы такие особы, как ее дядя Джаспин.
Расставание с долиной Дринг не вызвало в ней столь горького сожаления, как расставание с Таттераком. В Дринг она попала по необходимости — чтобы спрятаться там, поскольку ее больше нигде не захотели принять. Джаспин пустил ее к себе в дом, но никогда не был с ней приветлив, не называл племянницей, не проявлял родственных чувств. Он боялся ее, как прежде ее боялись мать и сестры. И он отправил ее с другими изгоями, которых признали опасными еретиками. Их цель — постоять за себя и выжить — была близка Дьяне.
Все дни походили друг на друга. По расчетам Фалгера, они прошли только половину пути до Экл-Ная, так как двигались со скоростью улитки. Верховых лошадей было всего две, поэтому большинство беженцев шли пешком, а дети и больные ехали в запряженном мулами фургоне, где помещались и жалкие пожитки этих людей. Фалгер шел впереди всех по неровной местности, ведя свою лошадь в поводу. Ее предоставляли по очереди тем, кто выбивался из сил. Сам он садился верхом очень редко — лишь когда чрезмерная усталость не позволяла идти.
Фалгер был немолод и чудаковат. Если кто в этой компании и являлся еретиком, то именно он. Он сам объявлял себя богоненавистником, осуждающе глядел на молящихся и смеялся в лицо набожным. Так же как и Дьяна, он презирал дролов и их революцию с горячностью, которую не разделял больше никто. Это чувство послужило возникновению странной симпатии между ними, и Фалгер вскоре стал ее защитником: даже эти люди испытывали страх, находясь рядом с нареченной Тарна. Однако они относились к ней уважительно, а на большее Дьяна и не рассчитывала. Главным для нее было стремление каким-то образом попасть в Нар.
Никто из них толком не знал, что они найдут в Экл-Нае, но все надеялись, что обретут свободу от тирании дролов, даже если им предстоит быть изгнанниками и в империи. Для Дьяны Нар мог означать новую жизнь. Возможно, там осуществятся мечты ее отца, и она станет женщиной с чувством собственного достоинства, а не презренной собачонкой, в которую хотело превратить ее дролское общество. В Наре она сама выберет себе мужа, ее никто не продаст какому-то мужчине. Она тешила себя надеждой, что не все нарцы окажутся такими, как Кэлак и его головорезы.
Полуденное солнце жгло ее непокрытую голову. Медленно преодолевая пядь за пядью вместе с другими беженцами, она дала волю воображению, чтобы хоть как-то отвлечься от уныния бесконечной дороги. В последнее время мысли часто уводили ее в Нар, к тем чудесам, которые она сможет там найти. Отец рассказывал ей, что империя — огромная и сильная страна, где есть множество разных механизмов и машин, а высокие каменные здания поднимаются к самому небу. Он говорил, будто в Черном Городе есть дворец, не менее прекрасный, чем Фалиндар, и что в этом дворце на троне восседает император Аркус, мудро правящий своими многочисленными королевствами.
Дьяна весело засмеялась, вспомнив, как сияли при этом глаза ее отца. Он никогда не был в Наре. Один из самых богатых людей в Таттераке, он ни разу не купил себе право проезда по дороге Сакцен. Обычно он отговаривался делами. А их у него хватало: он содержал семью и заботился о жене, которая потом его предала. Он помогал дэгогу вести переговоры с представителями Нара, кои в огромном количестве приезжали из Черного Города. У него не хватало времени на себя. Дьяне стало грустно. Ей недоставало отца — иногда боль потери становилась невыносимой. Хуже того, по ночам она до сих пор слышала его крики, и все ее сны о нем заканчивались одинаково: его отрубленная голова смотрела на нее пустыми глазами, а над его обезглавленным телом стоял Тарн. Прошло уже много лет, но это воспоминание оставалось все таким же четким. Она понимала, что это видение останется с ней навсегда, и смирилась со своими кошмарными снами, так же как со своим одиночеством.
Еще несколько долгих часов они молча ковыляли вперед, пока солнце не начало опускаться и Фалгер не объявил привал. Все со вздохом облегчения упали на берег реки и вдоволь напились свежей воды. Затем предусмотрительно наполнили водой мехи — на случай непредвиденных событий. Фалгер утверждал, что Шез приведет их прямо к Экл-Наю, но никто из них ни разу не был в этом печально знаменитом городе нищих, поэтому хотелось избежать риска остаться без воды. А вот дела с пищей обстояли совсем иначе. Скудные запасы, которые они взяли с собой, быстро таяли, и они старались собрать все что можно с кустарников и деревьев: орехи, ягоды, любые съедобные коренья. Раздачей еды занимался Фалгер — на остановках он выдавал всем по крошечному кусочку хлеба; его едва хватало, чтобы успокоить плачущих детей. С тех пор как Тарн начал выжигать поля, почти повсеместно в Люсел-Лоре не хватало еды. Это было очередной акцией предводителя дролов, еще одним зверством, творимым во имя Небес.
Вся измученная, Дьяна села на землю, стянула мокасины из оленьей кожи и опустила горящие ступни в прохладную воду Шез. Блаженно вздохнув, она на секунду прикрыла глаза. Неподалеку мужчины занимались разбивкой лагеря: собирали хворост, расстилали одеяла для ночлега — а женщины хлопотали вокруг детишек; последние радостно плескались и играли в реке. Дьяна улыбнулась. С ними было шестеро мальчишек и три девочки. Она наблюдала, как они играют. В этом возрасте они были равны. Девочкам только предстояло испытать обиды мужской тирании, а для мальчиков их подружки еще не были просто предметами. Как жаль, что скоро они вырастут!