— Я пришел приветствовать твое вступление в семью правителей Нара, — ответил Гейл. — Император попросил меня тебя поздравить.
— Понимаю. А идея твоего приезда в такую даль с этим приветствием тоже принадлежит императору? Ведь было гораздо проще отправить мне письмо.
Это оскорбление вызвало негромкие смешки. Гейл расправил плечи и шагнул ближе к столу.
— Ты льстишь себе, Вентран! — отрезал он. — Не думай, что ты мне так важен. В Черный Город меня привели другие дела.
— О! И что же это за дела?
Обезображенное лицо Гейла отвратительно улыбнулось.
— Ты знаешь, сколько лет моему отцу, Вентран?
— Право, понятия не имею.
— Ему почти семьдесят. Он даже старше, чем был твой отец к моменту смерти, Бог да помилует его. — Гейл изобразил крестное знамение с мерзкой набожностью. — И здоровье у него сдает. Когда он умрет, Талистану понадобится новый король. А в линии наследования я стою первым.
— И?…
— Если я стану королем, мне понадобится наследник. А чтобы иметь наследника, мне нужна жена.
«Удачи», — сухо подумал Ричиус.
Единственное, что пока мешало этому конкретному Гейлу приступить к размножению, то, что еще не нашлось женщины, которая была бы настолько глупа, дабы принять его предложение. Ричиус понимал: это — исключительно вопрос времени, но шансы Гейла в императорском дворце он оценивал крайне низко. Ему следовало бы искать себе жену на конюшне, а не в этом зале, полном аристократок.
— Значит, ты ехал так далеко ради того, чтобы найти себе жену? Ну что ж, выбирай. Я уверен, одна из этих дам будет рада уехать с тобой в Талистан. Однако думаю, тебе следовало бы сначала снять свою маску, чтобы они могли увидеть, что их ожидает.
— Я уже нашел себе женщину, — хладнокровно заявил Гейл. — Смазливенькая девчонка. Может, ты ее знаешь. Она сегодня здесь.
— Возможно, — кивнул Ричиус. — Кто она? Покажи мне ее.
Гейл стал осматривать комнату единственным сохранившим зрение глазом. Вскоре он указал затянутой в перчатку рукой в сторону двери.
— Вон она. Та, в синем.
— Я никого не вижу. — Мощная фигура Гейла заслоняла от Ричиуса зал, а вставать он не хотел. — В синем, говоришь? Я вижу только…
Тут Ричиус с шумом втянул в себя воздух, а Гейл расхохотался.
— Я же сказал тебе — она красавица. Ее зовут Сабрина. Она — девка герцога Горкнея. — Глаз барона зажегся похотью. — И как раз поспела. Ну, что ты на это скажешь?
— Она согласилась выйти за тебя замуж?
— Пока нет, но это не важно. Как только ей исполнилось шестнадцать, отец выставил ее на продажу. Я слышал, ему хочется поскорее сбыть ее с рук. Мне достаточно только попросить императора, и она будет моей. — Гейл причмокнул усыпанными болячками губами и снова уставился на Сабрину. — Посмотри-ка на ее бедра, Вентран. Готов биться об заклад: она родит мне — десяток сыновей!
От этой мысли Ричиус содрогнулся. Новый выводок Гейлов означал бы не только новые неприятности для Арамура: представив, что из утробы этого невинного создания появятся такие чудовища, он почувствовал тошноту. И в то же время Гейл, вероятно, говорил правду. Сабрина не будет иметь права выбора; она выйдет за того, за кого ее отдадут ее отец и император. Это делало ситуацию еще более омерзительной. Ричиус понимал: если это случится, жизнь ее станет настоящим адом. Он посмотрел на Петвина — его друг побледнел от ужаса.
— Советую тебе пересмотреть свой выбор, барон, — сказал Петвин. — Тебе не кажется, что ты для нее слишком велик? Такая девушка может умереть, давая жизнь твоим сыновьям. Может, тебе следовало бы поискать кого-нибудь покрупнее.
— Глупости, — пророкотал Гейл. — Она будет о себе заботиться, я за этим прослежу. И если кто-то из вас, щенков, положил на нее глаз, можете об этом забыть. Она — моя!
Сие заявление прозвучало столь самоуверенно, что терпение у Ричиуса лопнуло. Он гневно посмотрел на барона.
— Ты ради этого сюда пришел? Право, Гейл, ты хвастаешься пустяками. Я определенно не выбрал бы себе такую хрупкую девицу. И ты говоришь, отец спешит от нее избавиться? Милорд, если она не нужна собственному отцу, то зачем она вам?
— Хватит! — рявкнул Гейл. — Я пришел по просьбе Аркуса, чтобы высказать тебе наилучшие пожелания. Хочешь — принимай, не хочешь — не надо.
— Не приму! — выпалил Ричиус. — И я недоволен тем, что ты здесь присутствуешь. Можешь передать императору от моего имени, что у меня нет никакого желания поддерживать с тобой хорошие отношения, Блэквуд Гейл. И я не разделяю его надежд — если они таковы — на то, что Арамур и Талистан будут союзниками.
— Можете сказать ему это сами, — прозвучал сочный голос из-за спины Гейла. Бьяджио появился с таинственной улыбкой на губах. — Вы готовы, принц Ричиус?
— Готов? К чему?
— О! Ну конечно, к тому, чтобы встретиться с императором. — Граф отнял у Ричиуса кубок. — Надеюсь, вы пили не слишком много.
18
Аркуса Нарского знали под тысячью разных имен. В молодости (это было так давно, что сам он едва мог вспомнить) он наслаждался теми именами, которые давали ему покоренные народы. Это были хорошие имена: сильные, полные страха. И каждая новая страна, раздавленная его машинами, давала ему новое, чтобы он мог прикрепить его на свои доспехи словно орден. А другие видели его приближение — ярко наряженного и готового к новым завоеваниям. После осады Госса его прозвали Львом, после падения Дории женщины разоренного города нарекли его Детоубийцей. На трудном говоре восточных плоскогорий его звали Медведем; кроуты, павшие на колени почти без сопротивления, нарекли его Быком. На крутых холодных холмах Горкнея он именовался Бараном, в пустынях Дахаара — Аспидом. Он был Покорителем в Касархуне, Чумой — в Криисе, Зверем в Фоске. Близнецы-герцоги Драконьего Клюва называли его Лордом-Защитником, а Гейлы из Талистана — Отцом.
В Лиссе он был Дьяволом.
Но из всех этих причудливых имен сам Аркус предпочитал одно — Император. Он был стар и считал, что заслужил простое достоинство этого титула. Ему давно надоели кровожадные прозвища, но в душе его осталось место для тихого желания быть признанным. Он выковал империю из сотен враждующих городов и уделов, привел континент к высотам просвещения, какого он никогда прежде не знал. И все же никто не звал его Аркусом Великим, как величали его деда. Видимо, люди редко благодарили его военные лаборатории за те лекарства, что были в них открыты. Сто лет назад не знали керосина, питавшего ночью лампы, отсутствовали лекарственные сборы для лечения кровавого кашля и дороги, ведущие в северные земли. Не было даже того повседневного уклада, который многие принимали как нечто само собой разумеющееся. Все это существовало теперь потому, что он этого пожелал. В собственных глазах он был провидцем.
«Но они этого не желают видеть», — с горечью думал он.
Откинувшись на спинку кресла, он наблюдал, как жидкость вливается в его вены. Она была более синей, чем всегда, — почти как индиго или чернила. Вдвое большая доза, чем для обычного лечения, — так сказал Бовейдин. Аркус содрогнулся. Даже ему, императору, с трудом удалось получить такую опасную дозу снадобья. Бьяджио не спускал с него глаз, следил, чтобы с ним ничего не случилось, и не стеснялся в выражении своих чувств. Никто толком не знал, к чему приведет столь большая концентрация, — даже Бовейдин. Но в конце концов зловещая любознательность ученого победила тревоги Бьяджио, и граф неохотно уступил. Аркус был императором, а его слово — законом, какими бы фатальными для него самого ни являлись его эдикты.
Перевернутый сосуд со снадобьем почти опустел — Аркус с усилием расслабился и выдержал все до конца. Процедуры обычно проходили хуже, когда он пребывал в плохом настроении, а сегодня ему необходимо было не заблевать тронный зал, полный гостей. Но он печалился, и потому успокоение к нему не приходило. Наступил тридцатый день зимы. За стенами башни стоял леденящий холод. В последнее время тело его бунтовало и требовало все больше снадобья для подкрепления, чтобы подчиняться воле хозяина. Императора приводила в ярость мысль, что все короли Нара могут увидеть его в подобном состоянии. Но если это снадобье подействует так, как рассчитывал Бовейдин…