В ее вопросе не слышалось обычной горечи.
— Нет, — холодно ответила Сабрина. — Сядь.
— Что?
— Сядь, — повторила она. — Я хочу с тобой поговорить. — Дженна смотрела на королеву, как ребенок — на рассердившуюся мать.
— Да? — еле слышно молвила она.
— Мне шестнадцать, — сказала Сабрина. — По-твоему, это слишком мало?
Дженна долго не могла вымолвить хоть слово, лоб ее морщился от напряжения.
— Миледи?
— Я спрашиваю, считаешь ли ты, что я слишком молода для Ричиуса, — объяснила Сабрина. — Дело в этом? Или ты ненавидишь меня за то, что я — аристократка, а ты — нет?
Дженна продолжала изумленно молчать.
— Скажи мне правду, — не отступала королева. — Я хочу знать, что ты на самом деле думаешь!
— Извините, миледи, — пролепетала Дженна, — я не хотела вас оскорбить.
— Конечно, хотела! Я знаю о твоих чувствах к Ричиусу, Дженна. Все в замке это знают. Так же, наверное, как все знают о моих проблемах с ним. Так?
Дженна медленно кивнула, и на секунду их глаза встретились — друг на друга смотрели не королева и кухарка, а две женщины. Сабрина почувствовала ком в горле.
— Будь все проклято! — застонала она, пряча лицо в мокрых складках рукавов. — Зачем меня сюда привезли? Я хочу домой! — Она удивилась, когда Дженна слегка тронула ее за плечо.
— Ты дома, — сказала она мягким, напевным голосом, словно обращалась к младшей сестре. — Тебе просто нужно время… Сабрина.
Сабрина поймала руку Дженны и крепко сжала ее, не думая о том, как безумно звучат ее слова.
— Будь мне подругой, — взмолилась она. — Мне так здесь одиноко, Дженна! Мне так страшно. Боже, я уже потеряла мужа! Мне нужна помощь.
— Тише, — проворковала Дженна, прижимая к себе голову Сабрины. — Ты не одна. Мы все твои друзья, правда! Прости, что я так дурно себя вела. Я была не права. Я не понимала.
— Конечно, — промолвила Сабрина, рыдая. — Я понимаю.
— Я сама его любила, — прошептала Дженна. — Мне было больно.
— Я понимаю. Понимаю.
Они замерли на какое-то время: обеим не хотелось ни говорить, ни отстраняться. Сабрина ощущала одновременно и стыд, и радость. Между нею и Ричиусом не было близости с того вечера в императорском саду, и теперь даже прикосновение Дженны было для нее подарком. Она вдруг почувствовала себя ребенком, который может всласть выплакаться в материнских объятиях.
— Я люблю его, — сказала наконец она. — Сама не знаю почему. Но как мне до него дотянуться? Он так холоден со мной…
— Он очень занят, — объяснила Дженна. — Эта война…
— Нет, дело не только в этом. — Сабрина отошла от нее и выпрямилась. Ей хотелось, чтобы Дженна ее поняла. — Он что-то от меня скрывает. Я знаю это, потому что Петвин так сказал. И мне кажется, дело не в этих военных планах или страхах, связанных с Люсел-Лором. Есть что-то еще, Дженна. Что-то, о чем знают только он, Петвин и этот Динадин.
— Они мужчины, — спокойно ответила служанка, — и добрые друзья. Они вместе воевали. У них не может не быть общих тайн. Ты должна это принять.
— Добрые друзья? — повторила Сабрина, вытирая слезы рукавом. — Тогда почему Динадин уже давно не разговаривает с Ричиусом? Почему Ричиусу так важно увидеть его именно сегодня? Нет. Говорю тебе, тут есть что-то еще! Из-за этого я его теряю.
— Не надо так говорить, — укорила ее Дженна. — Ты сильно все преувеличиваешь из-за того, что он не уделял тебе столько внимания, сколько тебе хотелось получить. Ты должна послушаться меня, Сабрина. Я знаю Ричиуса гораздо лучше, чем ты. Забудь то, что ты себе напридумывала о нем.
— С тех пор как мы сюда вернулись, он ни разу не прикоснулся ко мне, — резко бросила Сабрина. — Ни единого разу! Как я могу не заподозрить чего-то?
Дженна только покачала головой.
— Страх часто убивает мужские аппетиты. Дело в этих разговорах о войне и больше ни в чем.
— Ты ошибаешься, — стояла на своем Сабрина. — Спроси Петвина и сама убедишься. Он тебе не ответит, как не ответил мне. Спроси его!
— Не стану, — вдруг посуровела Дженна. — И тебе не следовало бы. Если Ричиус что-то от тебя скрывает, то, возможно, тебе этого и не надо знать. Война делает мужчин совсем другими, Сабрина, может быть, странными. Он не тот человек, который уехал отсюда три года назад. И Петвин тоже стал совсем иным. Не стоит пытаться узнать все, что с ними происходило. Женщине такие вещи слышать не подобает.
Сабрина изумленно отшатнулась от нее.
— Значит, ты тоже не хочешь мне помочь? Ты просто не будешь обращать внимания на то, что я тебе сказала?
Дженна встала, нарочито медленно взяла тарелку и две пустые кружки и направилась на кухню. Но на полпути к двери обернулась к Сабрине.
— Пожалуйста, Сабрина, — попросила она, — оставь это.
— Дженна!…
— Оставь, — твердо повторила девушка и слабо улыбнулась Сабрине.
Та проводила ее взглядом. Казалось, этим утром все обитатели замка сошли с ума, лишь одна она сохранила рассудок и видит поразившую всех болезнь. Несмотря на свое положение в замке, несмотря на только что заключенное и не очень надежное перемирие с Дженной, она чувствовала себя еще более одинокой, чем раньше. Она рассеянно выжала рукава платья, оставив на столе и полу лужицы воды. По телу ее пробежала дрожь.
— Я совершенно одна! — горько прошептала она и снова почувствовала тоску по Горкнею.
Ей хотелось оказаться дома, снова уединиться в своей уютной комнате или проскользнуть в винный погреб, чтобы посплетничать с Дэйсоном. Но Дэйсона рядом не было, а отведенные ей комнаты она делила с Ричиусом. Если б он хотя бы научил ее ездить верхом — она уехала бы отсюда!
Сабрина медленно встала и, спотыкаясь, ушла из крошечной комнатки. По узкому коридору гуляли сквозняки; ее одежда стала ледяной и больно колола кожу. Наверху ее ждало сухое платье и уединение спальни. Ричиус наверняка уже ушел оттуда. Она как можно тише поднялась наверх, высматривая его на каждом повороте. Он поразится, если застанет ее в таком виде, тогда ей придется пережить еще одно унижение — объяснять ему, что произошло. Однако она благополучно добралась до их покоев и, войдя туда, обнаружила только смятую постель. Сняв испорченное платье, уронила его на пол. Оно упало бесформенной грудой — как раз рядом с дневником, который она затолкала под кровать. И словно хитрый бесенок начал нашептывать ей на ухо, что она должна открыть эту книгу.
Сабрина бросилась к двери и выглянула в коридор. Она была полуобнажена, но даже не подумала об этом. Никого. Дверь бесшумно закрылась за ней. Она упала у кровати на колени. Дрожащими от страха и отвращения к себе руками подняла потрепанную книгу. Предостережения Дженны мощным потоком ворвались в ее сознание. Неужели она действительно хочет это сделать? И ответ прозвучал в ней не менее мощно.
Да!
Книга открылась словно высохший пожелтевший цветок. Перед ней замелькали бесчисленные страницы с расплывшимися чернильными строчками, непонятными каракулями и непроизносимыми именами. Она начала читать шепотом, ужасаясь и изумляясь описанным в дневнике страшным деяниям и чувствам. Казалось, она заглядывает Ричиусу в душу. Пропустив несколько страниц об окончании жестокого боя, она добралась до последних страниц.
— Динадин… — вслух подумала она, просматривая неровные строки в поисках этого имени.
Если она найдет его в дневнике…
Она застыла. Появилось другое имя. Не Динадин. Женское имя. У Сабрины стучало в висках. Она старалась справиться с дрожащими пальцами, не способными перевернуть страницу. Жаркое предчувствие беды надвигалось на нее, требовало, чтобы она остановилась, но она продолжала читать. И каждое слово кололо ее тысячами раскаленных игл. Она продолжала читать, пока запись не кончилась, а потом уронила дневник себе на колени и оцепенела в глубоком потрясении от прочитанного.
За окном стоял черный день. Дождь усилился. Не в состоянии подняться, она оставалась на коленях; ее сотрясала дрожь. Она узнала то, что Дженна уговаривала ее не выпытывать, — ту самую мрачную тайну, которая объясняла все странное поведение и кошмары Ричиуса.