Глазам Сосруко открылась поляна. Емынеж пахал, согнув свое драконье тело, а на суке исполинского дерева висел кожаный мешок с семенами проса.
"Хорошо обернулось мое дело!" — подумал Сосруко, помчался к дереву, сорвал на всем скаку кожаный мешок и ускакал.
Емынеж выпрямился, оглянулся, посмотрел на удаляющегося всадника и захохотал:
— Глупый коротыш, никуда ты от меня не уска чешь!
Емынеж, не спеша, пошел домой, не спеша, поел, передохнул немного, не спеша, оседлал своего трехногого вороного коня, сел на него и погнался за Сосруко. Не смог нарт ускакать от чудовища: Емынеж нагнал Сосруко у берега моря, налетел на него грудью трехногого вороного коня, и нартский всадник свалился на землю вместе с нартским конем.
— Все нарты, что пытались отнять у меня семена проса, погибли, а были они не чета тебе, коротыш, — храбрые были витязи!
Так крикнув, Емынеж взял мешок с семенами проса и отправился домой. А Сосруко вскочил, помог подняться коню, сел на него и поехал по следам Емынежа, поехал так, чтобы Емынеж его не видел и не слышал.
Опять Емынеж взобрался на вершину неприступной горы, опять повесил мешок с просом на сук исполинского дерева, начал пахать. А Сосруко прискакал к нартской девушке. Та сказала ему:
— Пока жив Емынеж, ты не сможешь вернуть нартам семена проса. Надо убить Емынежа.
— Разве он был бы жив, если бы я мог его убить! — воскликнул Сосруко, и в голосе его была мука и надежда.
— Я помогу тебе, — сказала нартская девушка. — Я узнаю, где находится его душа. А остальное пусть довершит твоя отвага. Но помни: если Емынеж успеет вспахать все поле, то навсегда лишатся нарты своих благодатных семян. Чтобы не исполнилось это черное дело, не давай Емынежу пахать, не давай сеять, пока я не узнаю, где находится его душа. А теперь спрячься: скоро вечер, Емынеж возвратится домой…
— Вот напасть, так напасть! — крикнул Емы неж, входя в свою крепость. — Какой-то отчаянный коротыш попытался украсть у меня мешок с просом. Целый день потерял я, гоняясь за этим нартским со сунком, ничего почти вспахать не успел!
Емынеж распластался на своем ложе, положил под голову кожаный мешок с просом, — решил он теперь не расставаться с семенами Тхаголеджа, — и сказал:
— Так-то надежнее будет! Напрасны все стара ния нартов: пока моя душа на своем месте находится, не удастся людям вернуть семена проса.
— А где находится твоя душа? — спросила нарт екая девушка.
— А зачем тебе знать, где находится моя душа?
— Потому что я люблю тебя и твою душу.
Емынеж никого и ничего не любил, ему была ненавистна человеческая радость, не поверил он нартской девушке. Но все же слова ее были ему приятны, и, чтобы испытать ее, он сказал:
— Моя душа — вот в этой дверной раме…
Утром Емынеж отправился пахать, взяв с собою кожаный мешок с семенами. Сосруко выехал следом за ним. Как только Емынеж повесил кожаный мешок на сук исполинского дерева и начал пахать, Сосруко схватил на всем скаку мешок и ускакал.
— Вот упрямый коротыш! — крикнул Емынеж. Опять он, не торопясь, поел, опять отдохнул после сыт ной еды, опять, не спеша, сел на трехногого вороного коня и погнался за нартским всадником. Емынеж на стиг его у берега моря и протянул руку, чтобы поймать его, но всадник нырнул в море и исчез в пучине. Лег кий кожаный мешок всплыл наверх и вытащил за со бою Сосруко. Тот выпустил мешок из рук и поплыл дальше, а Емынеж схватил мешок и повернул трехно гого коня назад.
Емынеж вернулся домой только вечером. Едва он вступил во двор, как начал браниться:
— Проклятый коротыш! Опять из-за него день пропал, опять я гонялся за нартским сосунком, не па хал сегодня.
Тут Емынеж взглянул на дверь и удивился. Рама была начищена до блеска, ее резьба была покрыта золотом.
— Ого! — воскликнул Емынеж. — Кто это ожи вил мою дверь?
Нартская девушка поклонилась чудовищу и сказала:
— Раз твоя живая душа находится в раме, пусть и рама станет живой.
Емынеж был доволен таким ответом.
— Я не знал, что ты меня так любишь, — сказал он. — Я обманул тебя: в этой раме нет моей души, она — вот в том дереве, что стоит у порога моего дома.
Девушка притворилась обиженной, и это еще больше обрадовало Емынежа.
"Может быть, она вправду меня любит", — подумал он.
Утром Емынеж опять отправился на пахоту. Опять Сосруко не дал ему пахать, заставив целый день гоняться за собою. Опять вернулся Емынеж домой только вечером, громко браня нартского всадника, и вдруг взглянул на дерево, что стояло у порога дома. Старое дерево помолодело, кора сверкала, каждый листочек был покрыт золотом.
— Ого! Это ты так разукрасила старое де рево? — обратился Емынеж к нартской девушке.
— Как же мне не украшать это дерево, если в нем цветет твоя душа, — ответила девушка, низко кланяясь чудовищу.
— Теперь вижу, что ты меня любишь, не обма нываешь. А я тебя опять обманул.
Девушка притворилась обиженной. Это обрадовало Емынежа. Он сказал ей:
— Ну, полно, не хмурься, я верю тебе: ты меня любишь. Да и как не любить меня? Открою тебе су щую правду: моя душа находится в трехногом воро ном коне. Я пригнал этого коня из междуморья. Он родился от кобылицы по имени Тхож, а владеет этой кобылицей одна старуха: у нее — целый табун невиданных коней. Подобных коней нет нигде на земле, и нет на земле человека, который добрался бы до чудесного табуна. А пока нет на земле коня, что одолел бы моего трехногого, я — непобедим!
Утром, когда Емынеж, взяв с собою кожаный мешок, отправился на пахоту, нартская девушка сказала Сосруко:
— Ты не одолеешь Емынежа, пока не найдешь такого коня, который будет сильнее и резвее трехно гого вороного. В нем, в трехногом, находится душа Емынежа.
— Как же мне добыть такого коня? — спросил Сосруко.
— Поезжай в междуморье, найди старуху, кото рая владеет табуном могучих коней. Есть в этом табуне кобылица по имени Тхож. Если добудешь коня, рожденного кобылицей Тхож, — победишь Емы нежа.
— Хорошо. Я найду старуху, добуду коня. Будь счастлива, я уезжаю.
— Постой! А подумал ли ты о том, что человек не в силах добраться до табуна старухи?
— Эта тревога — не моя тревога.
— Постой! А подумал ли ты о том, что пока ты вернешься, Емынеж кончит пахать и засеет все се мена проса?
— И это не моя тревога.
Сказав так, Сосруко вызвал мороз, такой сильный, что горы потрескались: этому колдовству научила его мудрая Сатаней.
Нартский всадник поскакал к междуморью. Вечером вернулся домой Емынеж. Он сказал со злобой:
— Что ни день, то напасть. Вчера — коротыш нартский, а сегодня — мороз. Опять я не пахал, опять целый день пропал у меня. Диковинное дело! Живу я здесь давно, а такого мороза еще не видел. Весь мир он сковал, проклятый! Эй, девушка, разведи очаг, не то замерзну!
А Сосруко ехал и ехал. Долго он был в пути, и вот однажды он увидел на опушке леса издыхающего волка. А волк этот бывал в нартских лесах, он узнал Сосруко.
— Эй, Сосруко, — сказал волк, — я помираю помоги мне. Настанет время, и я тебе помогу.
Сосруко дал отведать волку пасты и баранины. Эти путевые припасы приготовила сыну мудрая Сатаней, и едва только волк коснулся их своими длинными зубами, он ожил, побежал и скрылся в лесу; А Сосруко поехал дальше.
Много ли, мало ли ехал Сосруко, — увидел он однажды в небе орла, который терзал сокола. Сосруко достал свой лук и пустил стрелу, и она приколола орла к небесному своду. А сокол прилетел к Сосруко, опустился ему на плечо и сказал:
— Я запомню твою помощь! Отплачу тебе тем же в твой трудный день!
Сокол улетел, а Сосруко поехал дальше. Много ли, мало ли ехал, — увидел он рыбу на морском берегу: ее выбросило бурей на сушу. Сосруко спешился, поднял рыбу и бросил ее назад в море. Но рыба подплыла к берегу и сказала:
— Я запомню твою помощь! В трудный твой день отплачу тебе добром.