Выбрать главу
Уж третий год пошел, как эту тайну Узнали дочери мои случайно. Семь дней тому назад плоды созрели, И дочери за ними полетели, Но возвратились не без злоключенья. Чтоб кровью захлебнулись в том селенье Бораевы! Один из них поранил Дочь младшую. Пойми мои страданья. Лежит она в той горнице второй, Ее, быть может, не найдешь живой». Сказал Ахсар: «О мать, твой образ светел! Ужель от раны средства нет на свете?» «Конечно, есть, о свет моих очей! Но кто доставит это средство ей? Узнай же, гость, что в тот злосчастный вечер Одна стрела ей разорвала печень, Стрела другая ранила крыло. Но если б чудо вдруг произошло И ей перо вернули б от крыла, Она бы силы новые нашла. А кто б из печени достал стрелу, Тот жизнь и радость ей легко вернул». «Кто спас бы дочь твою волшебной силой. То спасшего ты чем бы наградила?» «Его своим бы сыном нарекла, И в жены дочь ему бы отдала». Ахсар с улыбкою ответил ей: «Веди же к дочери меня скорей». Он вытащил стрелу, вздохнул легко И из-за пазухи достал перо. По ране он провел сперва пером, И приложил к ней яблоко потом, По телу плод волшебный прокатил, Больную этим сразу излечил. И девушка с постели поднялась, Болезнь ее покинула тотчас. Мать поступила так, как обещала, И свадьбою их радость увенчала. И зажили они на дне морском, Не вспоминая больше ни о ком. Когда же срок годичный наступил, То об отъезде нарт заговорил. Они простились с глубиной морской, Отправились в Ахсара дом родной. Когда они на сушу вышли вместе, Им Ахсартаг не подал даже вести: В тот час охотой добывал он пищу. Пустой шалаш для нарта стал жилищем; Туда Ахсар и ввел свою жену, И там ее оставил он одну, Сказав ей так: «Пойду за дичью в бор я, Ты жди меня. Вернусь домой я скоро». Отправился он на охоту в лес, И скоро в чаще девственной исчез.
Пока по чаще он бродил лесной, Вернулся Ахсартаг к себе домой, Остановился он у шалаша И просветлела тут его душа. Сказал: «Исполнились мои желанья. Бог дивное мне подарил созданье». Два юных нарта были близнецами, Не уменьшалось сходство их с годами, Совсем как два ствола в сосновой роще, Лишь мать могла их различить наощупь. Принявши Ахсартага за Ахсара, Жена Ахсара вся затрепетала. Они постлали, в этот час ночной, Себе подстилку из травы сухой. Когда ж восход, как утренний пожар, Мир осветил, явился и Ахсар. Пришел он, огнеокий, молодой, И много дичи он принес с собой. Деревьями, что вырвал нарт с корнями, Запасся он, чтоб развести здесь пламя. Но от предчувствий горьких сердце сжалось, Всем телом овладела вдруг усталость, И в горести Ахсар замедлил шаг. Остановился он у шалаша: «Эй, кто там есть? Пошевели рукой, Тяжелый груз мне скинь-ка с плеч долой». Навстречу вышел брат его родной С опущенной печально головой. Брат понял взгляд разгневанного брата, В шалаш пошел он за кольчугой ратной, К плечу наплечник молча прицепил, Час испытанья вскоре наступил. Два близнеца сражались, как чужие, Как будто вместе никогда не жили. Они сражались яростно друг с другом. Мечи скользили по стальным кольчугам. Вот, истекая почерневшей кровью, Пылая к деве пламенной любовью, Они упали на сырую землю, В последний раз биенью сердца внемля. На юношей глядела дочь Донбетра И волосы свои под стоны ветра В тоске неумолимой вырывала И юных нартов ими покрывала, О камни с горя билась головою, Оплакивая умерших героев. Уастырджи, летевший в вышине, Спустился вниз на вспененном коне, И, заглушая ржание коня, Он закричал: «Блаженство ждет меня! Небесный дар упал передо мной». Пред женщиной предстал он молодой. Как вкопанный, скакун остановился. Уастырджи к ней нежно обратился: «Что приключилось, девушка, с тобой? Скажи, зачем ты слезы льешь рекой?» Ответила она через плечо: «Заспорили два брата горячо Из-за меня, и в этот страшный час Они легли безвременно в западз. А я слаба, чтоб их похоронить, Но так оставить, — значит, низкой быть: Чтоб ворон злой им выклевал бы очи, Чтоб их тела грыз волк голодный ночью. Тебя бы наградил великий бог, Коль их похоронить ты мне помог. Я женщина и сделать то не в силах, Ты ж опусти их в черную могилу». «Согласен я, но только с уговором: Коль с почестью похороню их скоро, Смогу ль я быть возлюбленным твоим? Согласна ты с условием таким?» И девушка согласие дала, Слов не нарушив, косы заплела. Уастырджи, забыв про все на свете, Ударил по земле волшебной плетью, И появился перед ними сразу Из-под самой земли чертог западза. И юношей с остекленевшим взором Похоронил он в том западзе скоро, А сам на серого коня вскочил И, с поводом в руках, проговорил: «Садись, наш конь готов к дороге дальней». Она, заплакав, молвила печально: «Готова я, о всадник благородный, Все выполнить, все, что тебе угодно, Но выпачкана черной кровью я, Мне стыдно сесть на чистого коня. Ужель не будешь на меня в обиде, Коль я с тобой в таком поеду виде? Ведь мы с тобой так близко от воды, Что не случится никакой беды, Коль дашь умыться мне морской водой. Умоюсь я и полечу с тобой». Но лишь волны коснулась, как забыла Про клятву данную и в море скрылась. Уастырджи на скакуне взлетел Над синим морем. В злобе прогремел: «Теперь тебя похитила вода, Но знай и помни, что не навсегда». А море засмеялось и запело, Покрылось все жемчужно-белой пеной, Но вскоре снова тишина настала, Как зеркало, морская гладь сверкала.