— По вашему виду могу предположить, что вас эта новость обрадовала.
«Не то слово», — хочется сказать ему, но у меня от переизбытка эмоций пропал дар речи. Я молча киваю, улыбаясь Степану Геннадьевичу во все тридцать два.
— Тогда ступай. И жду тебя после обеденного перерыва на рабочем месте. Обсудим завтрашний день. Кстати, Ниночка Павловна введет тебя в курс дела. Если появятся какие-то вопросы, обращайся к ней.
Монолог босса неожиданно прерывает телефонный звонок. Он, взглянув на экран айфона, хмурится.
— Иди, — бросает скупо, принимает вызов: — Слушаю тебя, Максим.
На этих словах я прикрываю за спиной добротную тяжелую дверь в кабинет босса.
Секунда. Две…
— Ура! — вскидывая руки вверх, кричу шепотом, прыгаю на месте, хлопаю в ладоши.
— Вообще-то здесь камера. Будь сдержаннее, — обрывает мою радость недовольное бормотание из-за высокой стойки.
Я замираю на месте. Оглядываю приемную на предмет камеры… и… Черт! Она висит над входом, и глазок смотрит ровно на меня. Лицо вспыхивает жаром, а живот скручивает от эмоций.
Прикрываясь ладонями как козырьком, прячу лицо и гуськом пячусь к выходу.
— Ты куда? — снова доносится из-за стойки.
— Я приду чуть позже, — отвечаю и вываливаюсь из приемной.
— Блин блинский! — стону в голос. — Какая же стыдоба-то, — бормочу под нос. — Как после этого боссу в глаза-то смотреть?
Не прекращая стенания, возвращаюсь на свое еще рабочее место.
Погруженная в свои мысли, не сразу замечаю, что все взгляды стажеров направлены в мою сторону.
— Эй, Майка! Ну что там? — окликает меня Костя.
Я поворачиваюсь к нему лицом, но не сразу соображаю, про что он спрашивает. Смотрю на него с вопросом в глазах.
— Ну, чего тупишь? Зачем к Сафрону ходила? — фамилию босса произносит почти шепотом.
— А-а-а, ты вот о чем! — наконец сообразив, я растягиваю губы в улыбке. Так хочется похвастаться, что сил нет.
— Что, взяли на работу? — Костя привстает на своем месте, а я вижу в его глазах какой-то нездоровый блеск, но все же киваю в ответ, еле сдерживаясь, чтобы снова не запрыгать на месте.
— Ну ты и везучая, — раздается за спиной завистливый Олин вздох.
А я закусываю губу и с размаху плюхаюсь в свое кресло, раскидываю руки. Растекаюсь в нем.
— Да! Согласна! — выдыхаю радостно. Пусть завидуют. Мне уже все равно.
Глава 3
— О, а что за праздник? — сестра вальяжно заходит в зал, окидывая взглядом скромно собранный мною ужин. Единственное, что было праздничного на столе — так это торт.
— Дашка! — я вскакиваю со стула, на котором сидела рядом с папой, и кидаюсь сестре на шею. — Поздравь меня! Я получила место личного помощника! Теперь у нас будет много денег! И тебе не придется впахивать в своем кафе! Нам на все хватит!
Я крепко обнимаю Дашку за шею. Радости в груди столько, что хочется ею поделиться со всеми.
— Угу, — скупо отвечает сестра.
Я заглядываю ей в лицо.
— Даш, ты не рада? — не верю своим ушам. — Разве не рада?
Сестра высвобождается из моих цепких объятий, проходит к столику и, скрестив ноги, садится на пол.
— И че тебе надо будет делать? — голос у сестры потухший, серьезный.
У меня сразу же портится настроение. Да что с ней не так? Почему она не радуется моим успехам?
— Ну, я буду сопровождать главного босса на деловых встречах с иностранными инвесторами, — плетусь к своему месту и плюхаюсь рядом с сестрой.
— Дочки, вы такие у меня умницы, — подает голос папа, и у меня инстинктивно губы растягивает довольная улыбка, когда смотрю на него.
— Спасибо, пап. С первой же зарплаты тебе массажиста наймем, — подтягиваюсь к отцу, склоняю голову на его предплечье, и он накрывает мою макушку ладонью, гладит ее.
— Ничего, Дашуль. И тебе повезет, — хрипловато произносит папа, и моя улыбка сползает, когда вижу, как лицо сестры превращается в маску.
— Непременно, — сухо отвечает, встает резко, даже ни к чему не притронувшись. — Что-то аппетит пропал. Я пойду, — кривится.
Черт! Ну что она так реагирует? Папа же не со зла!
— Даш, — зову ее.
— Отвали! — сердито кидает и выходит из комнаты.
— Это я ее обидел? — в голосе отца звучит тревога.
— Пап, ну ты же знаешь, как она болезненно реагирует, когда заходит разговор на подобные темы, — я аккуратно высвобождаюсь из-под его руки, встаю. — Но ты не переживай, все дело в Дашке. Я сейчас приду, — посылаю папе ободряющую улыбку и выхожу вслед за сестрой.
Запах табачного дыма сразу же подсказывает, где она. Иду на кухню.
— Даш, ну что не так? — я сажусь на стул, смотрю на сестру.
— Отвали, — грубо требует она, выпуская изо рта колечки дыма.
— Ты мне завидуешь? — решаю подойти к Даше с другого бока.
— Что? Завидую? Тебе? — искренне удивляется она.
— Ну да. Я красивая, умная, талантливая. И работаю. И учусь. А ты только работаешь, и то не пойми где. Теперь понятно, да, почему ты такая нервная и злая.
И тут же жалею о сказанном. Глаза у Дашки округляются, как у кошки.
— С чего взяла? Это все муть!
— Ну не знаю, — теряюсь я, — ты так странно ведешь себя.
— Я веду себя так, как мне нравится, если ты еще не поняла, — сестра тушит бычок, кидает в открытое окно. — И мне откровенно плевать, куда и кем ты устроилась. Абсолютно, — ее тень нависает надо мной. — Ясно? — сдерживая ярость, шипит сквозь зубы.
— Дашка, — я пытаюсь схватить сестру за руку, но она, круто развернувшись, уходит, — у меня и в мыслях не было обидеть тебя! Не злись, а? Ну прости! — кидаюсь за ней, но успеваю только «поцеловать» закрывающуюся входную дверь.
— Черт!
Зачем я это все затеяла? Хотела вывести сестру на разговор, а получилось, что выгнала из квартиры.
— Майя! — зовет папа, и я, приклеивая к губам улыбку, заглядываю в зал.
— Да, папуль? — стараюсь, чтобы голос звучал ласково.
— Это Даша ушла? — озабоченно интересуется. Вид у него такой печальный, что сердце в комок сжимается.
— Ага, ей кто-то позвонил. И она ушла, — вру отцу: не хочу, чтобы он расстраивался сильно.
— Она в порядке? — уточняет.
— А что ей, пап? С нее все как с гуся вода, — пытаюсь шутить и замечаю, что отец успокаивается. У меня отлегает. — Ты отдыхай, не обращай на Дашку внимания.
Папа улыбается вымученной улыбкой, и я понимаю почему. Наша Даша в свое время потрепала родителям нервы. Если бы не ее безумная выходка, мама была бы жива, а папа не стал бы инвалидом. Сказать, что я винила ее? Да, винила.
Первый год был для нас всех очень тяжелым. Даша ушла в жестокую депрессию. Папа не сломался лишь только потому, что я была одинока, напугана, подавлена. И ненавидела сестру так, что в какой-то момент поймала себя на мысли, что желаю ей смерти. Что не она должна жить, а мама. Мама для меня была источником света и жизни. Как и мы для нее.
От волнительных воспоминаний дыхание сбивается и изо рта вырывается прерывистое дыхание. Глаза наполняются слезами. Дашка. Бедная моя Дашка! Я даже не знаю, как она смогла меня простить.
Отлепляюсь от стены и бросаюсь к окну в кухне. Из него можно просмотреть двор. Прилипнув к стеклу, вглядываюсь в темноту. От напряжения ломит глаза. Но я не могу оторвать взгляда. Если я сейчас не увижу Дашку, то места себе не найду. И когда в темноте появляется красный огонек, немного успокаиваюсь.
Отталкиваюсь от стекла, ухожу в комнату. Знаю, что Дашка видит меня. Я чувствую. И она чувствует тоже. Тревога забирается в сердце, но объяснить ее природу пока не могу. Не понимаю.
Перед тем, как лечь спать, проверяю папу.
— Ты не спишь еще?
— Да что-то не спится, принцесса. Сейчас сериал досмотрю и лягу. А ты не жди меня, ложись отдыхать. Тебе ведь завтра на работу.
— Угу, — киваю. — До завтра.
Закрываю дверь в комнату и с тоской смотрю на входную. Дашку ждать бесполезно, она если и придет домой, то только под утро. Поджимаю с досадой губы. Жаль, что я не могу ничего сделать. Даша отдалилась от меня. Выстроила Великую Китайскую стену, и всему виной я.