Когда мы остались наедине, я, собравшись с силами, спросила ту, что теперь отзывалась на имя Белл, удалось ли ей освоить заклятия, которые раньше не удавались.
Незнакомка сначала вздрогнула, потом улыбнулась – ее лицо при этом неприятно исказилось, - обняла меня, поцеловала и сказала:
- Да, милая, все хорошо, спасибо тебе!
Впервые в жизни прикосновения и поцелуи сестры были мне неприятны: мне показалось, что до меня дотронулась покойница.
На взгляд постороннего наблюдателя, наши отношения с Белл абсолютно не изменились после той декабрьской ночи 1970 года: мы с сестрой по-прежнему были милы и приветливы друг с другом. Не знаю, как воспринимала происходящее Белл, но я абсолютно убеждена, что после памятного разговора на чердаке прежняя детская дружба и взаимное доверие между нами исчезли навсегда. Так я потеряла одну из своих сестер.
Лишь совсем недавно я додумалась сопоставить услышанные во время разговора на чердаке слова Белл о большой охоте ее клуба, назначенной на май, и попавшее в мае 1971 года даже в волшебные газеты известие о необъяснимом и бесследном исчезновении жителей сразу трех магловских деревень…
А наша жизнь тем временем шла своим чередом, и ничего в ней не менялось. Белл и Руди по-прежнему не спешили вступить в законный брак. Согласно неписаной традиции, Роми и Басти не могли сыграть свадьбу, пока Белл и Руди еще не были женаты. Тем не менее, обе помолвленные пары на все приемы ходили вместе.
Летом 1971 года, после окончания пятого курса Хогвартса, я начала выезжать в свет, но особым успехом у кавалеров не пользовалась: любители поразвлечься остерегались связываться с будущей родственницей Лестрейнджей, а тех, кто всерьез искал жену, не интересовали бесприданницы. Впрочем, меня это не слишком огорчало: бал честь четырнадцатилетия Белл по-прежнему оставался самым ярким моим воспоминанием о светском празднестве; так, кстати, обстоят дела и по сей день. Все приемы, на которых мне довелось бывать позднее, казались мне скучными и однообразными, а веселящиеся гости напоминали кукол.
Сейчас я понимаю, что мне очень повезло: ведь на будущую родственницу Лестрейнджей могли обратить внимание их одноклубники; во всяком случае, я точно знаю, что в начале 1970-ых годов серьезно подыскивал себе жену некто Уолден Макнейр…
Возвращаясь в Хогвартс после рождественских каникул в начале января 1972 года, я плакала навзрыд, зная, что покидаю Блэквуд очень надолго, - возможно, навсегда. 7 марта мне исполнялось семнадцать лет, и это означало, что наша семья должна будет уехать из дома, где мы жили долгие годы, из дома, который я считала родным.
На пасхальные каникулы я вернулась уже не в Блэквуд, который заколоченным дожидался совершеннолетия своего нового владельца, а в Кэрфри – открытый всем ветрам коттедж, стоящий посреди торфяных болот. По слухам, в прошлые века Блэки привозили туда магловских девиц, с которыми хотели поразвлечься. Опять же по слухам, ни одна из этих девиц не вернулась домой…
Не знаю, соответствуют ли эти слухи действительности, но на меня светлый, уютный Кэрфри производил гнетущее впечатление: любой неожиданный скрип или стук заставлял вздрагивать и нервно оглядываться. Прогулки в окрестностях нашего нового дома тоже не радовали: кишевшая в этих местах нечисть, которую могли заметить только волшебники, портила все удовольствие от отсутствия простецов и свежего воздуха, не отравленного магловскими повозками.
Впрочем, все неприятные особенности Кэрфри я открыла немного позже, а сразу по возвращении меня ошарашили двумя новостями: Белл и Руди, так и не вступившие в брак, сняли в Лондоне квартиру, а Роми сбежала к маглорожденному Теду Тонксу. Не знаю, сколько родители (да и Лестрейнджи, не желавшие становиться участниками скандала) заплатили за то, чтобы все без исключения журналисты проигнорировали сенсационную новость о побеге высокородной Андромеды Блэк, нареченной невесты высокородного Рабастана Лестрейнджа. Но, так или иначе, это известие не попало ни в одну газету. На балах и приемах о поступке моей сестры, конечно, не только шептались, но и говорили, почти не понижая голос, - скандал ведь действительно вышел страшный, - однако пресса хранила полное молчание о случившемся. Тогда я приняла тактичность газетчиков как должное и только со временем, лучше узнав жизнь, поняла, каких затрат это стоило моим родным и друзьям…
По сравнению с бегством Роми поведение Белл уже не казалось таким предосудительным, хотя в другое время оно тоже выглядело бы скандальным. Безусловно, во второй половине ХХ века помолвленные молодые люди уже имели право бывать наедине, вдали от досужих глаз, но подобные отношения все равно не афишировались. А уж чтобы жених и невеста из высокородных семей вместе снимали квартиру – это было совершенно неприлично! Но, повторюсь, возмутительное поведение Белл и Руди померкло рядом с позором, который навлекла на нашу семью Роми.
Новости мне сообщила мама, как-то сразу постаревшая. Раньше ее принимали за нашу старшую сестру – так она была свежа и хороша, - а теперь мама выглядела в точности на свой возраст.
- Нарцисса, мне надо с тобой очень серьезно поговорить, - начала она немного дрожащим голосом. – Ты уже взрослая и понимаешь, как нас опозорила Андромеда. Она бросила нареченного жениха и связалась… с маглорожденным, - мама с трудом произнесла это слово, - своим поступком доказав, что ни во что не ставит честь нашей семьи и взятые на себя обязательства. Наш долг, наш безусловный долг – хоть как-то сгладить оскорбление, которое Андромеда нанесла нашим друзьям Лестрейнджам! И это в наших силах! Андромеда отвергла своего нареченного жениха, но ее младшая сестра имеет возможность искупить вину беглянки! Нарцисса, согласна ли ты принять на себя тот обет, который презрела Андромеда, и стать нареченной невестой, а потом и женой Рабастана Лестрейнджа?
- Да, мама, - ответила я, не раздумывая.
Не знаю, почему тогда я ни в малейшей степени не беспокоилась о том, что означает лично для меня мое согласие, хотя толстяк Басти мне абсолютно не нравился. Насколько я могу судить теперь, мне казалось, что все это происходит не со мной, а с какой-то другой девушкой, а я просто наблюдаю за ней…
Мама заплакала, обняла меня и тихо сказала:
- Спасибо тебе, Нарцисса! Ты моя дочь, моя единственная дочь… И может быть, даже хорошо, что Роми сбежала: ее долю приданого разделят между тобой и Белл…
Тут мама завыла, словно дикий зверь, закусила руку и зарыдала в голос.
Я очень испугалась и вызвала домовуху Шелти. Та не удивилась и начала успокаивать маму.
Выйдя в коридор, я увидела бледного отца, стоящего у двери комнаты, где мы говорили с мамой.
- Ты согласилась? – резко спросил он меня.
- Да, папа. А что с мамой?
- Пойми, ты не обязана соглашаться! – сказал он резко. – Ты имеешь право прожить жизнь так, как хочешь!
- Я понимаю, папа, и соглашаюсь с радостью, - солгала я. – Басти мне давно нравится, и я очень довольна, что он достанется мне. Так что все-таки с мамой?
Отец некоторое время вглядывался в меня, а потом вздохнул с облегчением:
- Если тебе действительно нравится Рабастан, я очень рад за тебя! А с мамой ничего особенного не случилось! Это возрастное, да еще и горе от побега Роми наложилось! Не волнуйся, со временем все пройдет!
Утешения папы меня, однако, не убедили. Я всерьез встревожилась за маму, а побег Роми казался мне не серьезным и осознанным поступком, а очередным сумасбродством взбалмошной девицы. Чтобы помочь маме, а также избавиться от нежеланного жениха, я решила найти беглянку и уговорить ее вернуться домой. Я не знала, где живет Тед Тонкс, но не сомневалась, что Молли Прюэтт – в замужестве Уизли – известен адрес человека, к которому сбежала моя сестра.