— Всех этих бизнесменов, прости Мерлин, в наше время называли просто — барыги! — резко говорил дедушка, гневно глядя на своего неудачливого сына. — Среди Блэков нет барыг и никогда не будет!
Отец еще больше бледнел и втягивал голову в плечи, но никогда не пытался возражать.
Завещание сэра Моргана особенно огорчало меня, поскольку я любила и по-прежнему люблю Блэквуд, причем не потому, что это поместье обеспечивало нашей семье материальное благополучие и положение в обществе. До сих пор, стоит мне закрыть глаза, я вижу сложенный из огромных камней старый дом, увитый плющом, диким виноградом и вьющимися розами, гуляю по саду, брожу по аллеям парка… Блэквуд — это целый мир, прекрасный и самодостаточный, чудесная страна моего детства, моя радость, мое счастье…
Однако удержать Блэквуд мы не могли в любом случае. Единственным спасением от нищеты оставалось выгодное замужество для нас троих, а этого было нелегко добиться, учитывая более чем скромные семейные капиталы. Отец после катастрофы, постигшей его, когда он попытался заняться бизнесом, отстранился от решения финансовых проблем; мама взвалила это бремя на себя и порой срывалась на мужа, позволявшего ей в одиночку сражаться с жизненными невзгодами. В детстве, конечно, я всего этого не понимала, но сочувствовала маме, сама не зная почему.
Она очень ответственно относилась к своим обязанностям и с самых первых лет жизни готовила нас троих к тому, что мы должны будем осуществить, став взрослыми.
— Вы — самые лучшие, самые прекрасные и самые замечательные девочки на свете, — раз за разом повторяла мама, после очередного визита мадам Картье наряжая нас в сшитые почтенной портнихой красивые платья. — Никогда не забывайте об этом и ведите себя подобающим образом — как благовоспитанные высокородные барышни! Вы достойны самых лучших, самых высокородных, самых богатых женихов! Ни перед кем не робейте, но не забывайте: дуры с удовольствием демонстрируют свой ум, а истинно мудрые женщины не выставляют его напоказ, но непременно добиваются своего!
Не перестаю удивляться тому, насколько своеобразный результат имели мамины уроки! Впрочем, даже в детстве ее нравоучения пропадали втуне: Белл и Роми, не заботясь о хороших манерах, постоянно воевали друг с другом, и нянюшка Тамми только охала, залечивая юным барышням многочисленные синяки и царапины. Сестры объединяли усилия лишь в двух случаях: когда защищали отца от мамы или когда в Блэквуд приезжали Блэки, Розье и Лестрейнджи с детьми. В дни больших приемов Белл и Роми, забыв о своей обычной вражде, давали отпор нахальным мальчишкам, и Тамми приходилось лечить не только юных хозяек, но и их сверстников-гостей.
Мама поначалу пыталась запретить эти войны, но быстро осознала свое бессилие и, подобно всем мудрым людям, одобрила то, что не могла изменить:
— Может быть, это и хорошо, — вздыхала она. — Так девочки и мальчики лучше узнают друг друга…
Я в военных действиях своих родичей участия не принимала, поскольку не понимала, зачем тратить время и силы на бесполезные драки, но ожидания мамы все равно оправдывала только частично. Я могла быть милой и обаятельной с гостями, но, если вдруг видела, слышала или вспоминала что-то интересное, то немедленно переключала внимание на это и забывала о собеседниках. Кроме того, в такие минуты я порой забывала о правилах хорошего тона и говорила то, что думаю, а не то, что хотели слышать гости.
Мама до последнего надеялась, что я со временем смогу преодолеть свой досадный недостаток. Она часто повторяла, успокаивая себя:
— Белл — старшая в роду, строгая, но прекрасная хранительница семейных традиций, истинная Блэк! Роми — лесная дикарка, свежая и непосредственная…
На этих словах мама вздыхала, поскольку считала, что ее средняя дочь внешностью и манерами больше похожа на мальчика, чем на девочку. Но, когда речь заходила обо мне, мама вновь оживлялась, и, счастливо улыбаясь, говорила:
— А ты, Нарцисса, — настоящая Розье, свежая и прекрасная, как цветок, в честь которого названа! Ты умеешь быть приятной и любезной с людьми, ты непременно добьешься своего!
Частично мамина уверенность имела под собой основания: несмотря на постоянные конфликты между Белл и Роми и на то, что мы по-разному относились к родителям, я умудрялась сохранять прекрасные отношения и с отцом, и с мамой, и с сестрами. Белл удивлялась, зачем я общаюсь с коровой Роми, а Роми недоумевала, что я нахожу в зануде Белл, но каждая из них с удовольствием проводила со мной свободное от конфликтов время — учила, наряжала, рассказывала интересные истории…
Тогда я считала (хотя, возможно, и не могла выразить этого словами), что разногласия между нами не отменяют того факта, что все мы — Блэки, одна семья, единые и в радости, и в горе, и сходства между нами больше, чем различий.
Я впервые задумалась о том, какие мы разные, 6 августа 1965 года — в день, когда Белл исполнилось четырнадцать лет.
Точнее, все началось через несколько дней после возвращения сестер из Хогвартса: Белл закончила третий курс, а Роми — первый. Нет нужды говорить, что мне, десятилетней, сестры казались очень взрослыми, и я отчаянно им завидовала. Странно все же, что в зрелом возрасте разница в четыре года, не говоря уже о двух, абсолютно не имеет значения, а у детей она очень серьезна…
Я с восторгом слушала сестер, когда они говорили о Хогвартсе и школьных друзьях. Но если Белл уже третье лето рассказывала о своей компании, то истории о Молли Прюэтт, с которой Роми познакомилась в Хогвартсе, были мне в новинку. Слушая сестру, Белл фыркала: с ее точки зрения, общение с гриффиндоркой, тем более такой, как Прюэтт, оскорбительно для студентки Слизерина и высокородной барышни. Я уже тогда подозревала, что Роми подружилась с Молли не в последнюю очередь для того, чтобы насолить старшей сестре, а с годами мои подозрения превратились в уверенность.
Впрочем, каковы бы ни были причины возникновения этой дружбы, сестра отстаивала интересы Прюэтт решительно и уверенно. Однажды, через несколько дней после возвращения домой, за завтраком Роми спросила:
— Мама, я могу пригласить Молли на день рождения Белл?
Старшая сестра презрительно фыркнула, но молчала, ожидая, когда выскажутся родители.
Мама нахмурилась; причины ее тревоги в те годы были мне непонятны, но теперь более чем очевидны. Согласно неписаным традициям, каждый близкий родич именинника имел право пригласить на торжество как минимум одного своего друга: это помогало познакомиться представителям семей, ранее не общавшихся друг с другом. Так что в просьбе Роми ничего необычного не было. Проблема заключалось в том, что мисс Прюэтт была хоть и чистокровной волшебницей, но происходила из не слишком высокородной и совсем небогатой семьи. Само по себе это ничего бы не значило, но у Молли имелись два старших брата — Фабиан и Гидеон, а молодые люди нередко становятся кавалерами подруг своих младших сестер. Брак Роми с выходцем из небогатой и невысокородной семьи ставил крест на ее будущем, и поощрять дружбу барышни Блэк с мисс Прюэтт было опасно. С другой стороны, Роми, как и Белл, росла девочкой своенравной, и отказ родителей пригласить Молли на семейное торжество мог лишь сильнее сблизить упрямицу с неподходящей подругой… Мама, нахмурившись, размышляла, как поступить.
— Представь, что это была бы Моргана Уизли, — сказал папа, глядя в пустоту перед собой и ни к кому конкретно не обращаясь.
Тогда я не поняла, что хотел сказать отец, но сейчас не устаю поражаться его мудрости. Когда основатели акционерного общества по прокладке волшебных железных дорог сбежали, прихватив с собой все деньги вкладчиков, это нанесло страшный удар нашей семье и окончательно разорило древний род Уизли. Высокородные волшебники, которые вели свой род от короля Артура, наотрез отказались продавать оставшиеся у них жалкие клочки некогда огромных земельных угодий, многочисленные фамильные драгоценности и домовиков и потому оказались в отчаянном положении. По слухам, семья Уизли сейчас питалась только картошкой, да и ее не всегда хватало, а в Хогвартсе потомки одного из древнейших родов Англии носили гораздо более старые и потрепанные мантии, чем все остальные студенты. Моргана Уизли, единственная дочь в семье, была ровесницей Роми, тоже училась в Слизерине и имела даже не двух, а трех братьев. Если бы моя своенравная сестра подружилась с Морганой, это было бы гораздо, гораздо хуже…