Я закрыл глаза и сосредоточился на ритме своего дыхания. Вдох. Выдох. Снова и снова. Однообразные, как и наши дни в этом месте.
Через час или два должен загореться верхний свет, и тогда через окошко в двери проскользнет поднос с завтраком.
Я поем, пройду тестирование, снова поем, а затем буду тренироваться. Потом вернусь в камеру на ужин. И свет снова погаснет.
Из раза в раз выполняя все эти действия, я ждал и наблюдал. Собирал мелкие детали, которых однажды могло оказаться достаточно, чтобы что-то изменить.
Вот о чем я думал, когда мой шанс вдруг ворвался из ниоткуда с проникающим сквозь стены ревом предупредительной сирены.
Я резко сел на кровати. Сердце колотилось лишь немногим сильнее, чем обычно, но все мое тело напряглось.
В темноте продолжал звучать сигнал тревоги. Что-то пошло не так.
Хранители встревожились. Каким-то непостижимым образом выстроенный ими порядок был нарушен.
Этой лазейки могло оказаться достаточно.
Но мне надо правильно ею воспользоваться. На этот раз первый шаг плана, наброски которого мы составили в обрывках разговоров за последние несколько лет, зависел от меня, а не от моего брата.
Это с самого начала должен был быть я. Будь это так, и, возможно, это я бы…
Мой разум ухватил эту мысль и запер ее в стальной капкан. Я встал на ноги и сделал шаг к двери.
Встав у нее, я прижался лбом к прохладной металлической поверхности, изо всех сил прислушиваясь к доносящимся из коридора звукам. У меня не было острого слуха Зиана или его способности видеть сквозь стены, но люди снаружи шумели так сильно, что даже через вой сирены я улавливал слабые признаки их присутствия.
Едва я начал прислушиваться, по коридору прямо у моей двери прогремели тяжелые шаги. К тому моменту, как я их распознал, человек уже пронесся прочь – слишком быстро, чтобы я мог до него добраться.
Стиснув зубы, я еще сильнее напряг слух.
Настолько ли плоха ситуация, что сбегутся еще больше сотрудников объекта? Или эта возможность уже выскользнула у меня из рук? Впервые с тех пор, как мы собрали все детали, необходимые для реализации нашего плана, наши тюремщики оказались в, казалось бы, невыгодном положении.
Кто знал, когда это могло случиться снова.
Прислушиваясь, я прижал пальцы к двери и направил ощущение своей силы изнутри черепа через грудь и руки. Нужно было подготовиться. Для осуществления этого гамбита требовались все мои силы – все силы, что оставили мне хранители.
С самого прибытия на новый объект мы обнаружили, что наши способности – даже те, которые мы скрывали, – оказались подавлены. Сдержаны. Они добавляли в пищу или воздух что-то такое, что, должно быть, притупляло, ослабляло действие таящегося в нас оружия.
Хранители думали, что смогут помешать нам организовать еще один побег. Но они не начисто лишили нас сил. Для этого им наверняка пришлось бы довести нас до полного отупения, а они хотели, чтобы мы были в состоянии плясать под их дудку и выполнять приказы.
На разработку плана ушло больше времени, чем могло быть при другом раскладе, но мы максимально использовали те скудные навыки, что у нас остались.
Теперь до моих ушей не доносилось ничего, кроме продолжающегося визга сигнализации. Внутри меня снова разрослась пустота, заставляя сдаться, лечь на кровать, провалиться в вакуум.
Но я в долгу перед своим братом. Ради него я заставлю заплатить каждого, кто причинил ему боль.
Ради чего еще я бы так долго держался?
Так что я остался на месте – прижатый лбом и кончиками пальцев к металлической двери. По венам струилась энергия.
И вдруг я это услышал – приглушенный крик и глухой стук шагов.
Мои губы изогнулись в едва заметной улыбке. Сильнее прижав ладони к двери, я позволил звукам сформировать образ бегущего по коридору человека и направил на фигуру снаружи всю свою сконцентрированную волю.
Когда моя способность достигла цели, нервы обнажились. Я почувствовал, что этот человек оказался в моей власти, как застрявшая в паутине муха.
Он бился об нее – одна нога скользила по кафельному полу, голова моталась из стороны в сторону. Но мне нужен был лишь один-единственный палец.
С полной силой это оказалось бы просто. Но теперь от усилий, которых мне стоило подтащить его к двери, на лбу и шее выступили капельки пота.
Я сжал челюсти так сильно, что заболели зубы. Резкая боль пронзила мои плечи и отдалась вниз по позвоночнику.
Хранитель бился о другую сторону двери. Наморщив лоб, я сосредоточился одновременно на том, чтобы удержать его тело там, и на том, чтобы подтянуть его руку к клавиатуре замка.