— Еда почти готова, — говорит Рэйлан.
— Обычно я просто пью кофе, — говорю я ему.
— Кофе — это напиток. Это не завтрак.
Рэйлан ставит две массивные тарелки с хрустящим беконом, яичницей, толстыми тостами, намазанными маслом и сиропом, и чем-то вроде хаша из перца и картофеля.
Он ставит тарелку передо мной, а сам садится напротив.
— Я ни за что не смогу все это съесть, — говорю я ему.
— Это пища для мозга, — говорит он, откусывая огромный кусок французского тоста.
— Это две тысячи калорий. Это как будто весь твой день на одной тарелке.
— Не весь мой день. Нужно гораздо больше, чем тарелка завтрака, чтобы накормить это тело, дорогуша, — он берет кусок бекона и откусывает от него большой кусок.
Я качаю головой.
— У тебя будет сердечный приступ.
— Когда ты видела, чтобы ковбой умирал от сердечного приступа?
— Так вот ты кто? Ковбой?
— Еще бы. Вырос на ранчо в Теннесси.
— И что с ним случилось?
— О, оно все еще там.
— Почему ты уехал?
— Мне стало неспокойно. Хотел посмотреть, что еще есть в мире. Кроме того... — Рэйлан усмехается. — Я никогда не говорил, что я хороший ковбой.
Должна признать, что бекон на моей тарелке пахнет очень аппетитно. Я беру ломтик и откусываю. Он хрустящий, такой же ароматный и приятный, как стейк рибай накануне вечером. Если я и дальше буду проводить время с Рэйланом, то стану плотоядной.
— Видишь? — говорит Рэйлан. — Неплохо, да?
Я также пробую кусочек хаша. Картофель хрустящий снаружи и мягкий в середине. Хорошо приправлен солью и перцем, а также сладким красным перцем и луком.
— Ты хорошо готовишь, — признаю я.
— Тебе нравится готовить? — спрашивает Рэйлан.
— Нет. Вообще-то, я ненавижу это.
— Почему?
— Вся эта работа только для того, чтобы сделать что-то, чего не будет через пять минут.
Я не говорю ему о другой причине, я ненавижу делать все, что от меня ожидают только потому, что я женщина. Готовка, уборка, уход за детьми... Меня бесит мысль о том, что я должна хотеть делать эти вещи. Что я должна позволить им поглотить меня, в то время как мужчины тратят свои часы на более «важную» работу.
Моя собственная мать никогда не была домохозяйкой. Но она всегда подчинялась моему отцу. Он — глава семьи, а она — его правая рука. Я не хочу быть ничьей рукой.
Поэтому я никогда не выйду замуж. Когда Несса выходила замуж за Миколаша, я сказала ей, чтобы она взяла кольцо нашей бабушки. Оно должно было достаться мне, как старшей дочери. Но я не думаю, что когда-нибудь им воспользуюсь.
Я знаю, что в наше время люди думают, что женятся на равных. Но когда дело доходит до дела, чья-то карьера и чьи-то цели должны быть на первом месте. Если один из вас получит предложение о работе в Нью-Йорке, а другой в Лос-Анджелесе, как вы будете выбирать, куда поехать?
Эгоизм — это рецепт развода. Я просто пропущу все эти промежуточные шаги и останусь одинокой. Мне нравится моя собственная компания. Мне нравится моя собственная жизнь.
Или, по крайней мере, нравилась, пока не пришел этот водолаз и все не испортил.
— Что? — говорит Рэйлан.
— Что?
— Ты хмуришься, — говорит он мне.
— Я просто... Извини, что разбудила тебя, — говорю я, не встречаясь с ним взглядом.
— Эй, — Рэйлан откладывает вилку и кладет свою руку на мою. Она тяжелая и теплая. Это напоминает мне о том, какими теплыми были его руки прошлой ночью. Его рука посылает то же самое нежное спокойствие по моему телу. — Ты не должна быть жесткой все время, знаешь. Это нормально, если что-то подобное повлияло на тебя...
Я отдергиваю руку, отодвигаю стул от стола и встаю.
— Я в порядке, — твердо говорю я ему. — В полном порядке.
Рэйлан продолжает есть свою еду, явно решив прикончить всю тарелку.
На самом деле, я думаю, что он съедает все до последнего кусочка только для того, чтобы досадить мне. Я стою там, практически постукивая ногой, желая поскорее уйти.
— Куда ты спешишь? — спрашивает он меня.
— У меня сегодня много работы.
— Сегодня суббота.
— Я в середине огромного проекта.
— Думаешь, это обеспечит тебе место партнера? — спросил Рэйлан, поддевая вилкой последний кусочек хаша.
Я краснею.
— Да, вообще-то, — говорю я.
— Разве это не само собой разумеющееся? — говорит Рэйлан. — Поскольку твое имя уже написано на двери?
— Нет, это не так, — огрызаюсь я. — Но это именно то, что думают люди. Именно поэтому мне приходится работать больше всех и оставаться позже всех. Потому что иначе, независимо от того, насколько я умна, независимо от того, сколько бизнеса я приношу, все будут считать, что я попала туда, где я сейчас, потому что моя фамилия Гриффин, и ни по какой другой причине.
— Ладно, ладно, — говорит Рэйлан, поднимая руки в знак капитуляции. — Давай я помою посуду, а потом отвезу тебя в дом твоих родителей.
Он убирает с кухонного стола, затем складывает всю посуду в раковину и наполняет ее горячей мыльной водой. Быстро и эффективно он устраняет то, что казалось непреодолимым беспорядком на кухне. Менее чем за десять минут все было вымыто, высушено и поставлено на место, а столешницы и плита вернулись в прежнее сверкающее состояние. Он даже сложил и заново повесил полотенце для посуды.
— Вас это устраивает, сержант? — спрашивает он меня, в его ярко-голубых глазах светится веселье.
Иногда у меня возникает неприятное ощущение, что Рэйлан читает каждую мысль в моей голове.
— Да, — говорю я чопорно. — Вернулось к нормальной жизни.
Я хватаю свой портфель, тяжелый от всех документов, которые я привезла домой на выходные.
Я украла ту стопку договоров о покупке со стола Джоша. Как я и предполагала, он к ним даже не притронулся. Он — ленивое дерьмо. Если бы он тратил меньше времени на шпионаж и подглядывание, а больше на работу, у него мог бы быть шанс стать партнером.
Я знаю, дядя Оран сказал, чтобы Джош этим занялся, но я уже начала работу над договорами купли-продажи, и нам нужно закончить их, прежде чем мы сможем перейти ко второй фазе проекта — Южный берег. Это приоритет номер один для моей семьи сейчас, и для Галло тоже. Мы вложили в него все, что у нас есть. Я не могу рисковать тем, что такой идиот, как Джош, все испортит.
8. Рэйлан
Я отвожу Риону обратно в современный особняк Гриффинов на Золотом побережье. Это дворец из стекла и стали, памятник тому, как их семья росла и процветала в Чикаго.
Когда мы входим в огромную, светлую кухню, я вспоминаю, что именно здесь мы с Рионой впервые встретились. Я оглядываюсь на нее, чтобы убедиться, что она думает о том же. Я ловлю ее взгляд, отчего на ее бледных щеках появляется небольшой розовый оттенок.
Не знаю, почему я получаю такой кайф от того, что она так возбуждается. Наверное, потому что она так старается всегда сохранять безупречное спокойствие. Она как будто бросает мне вызов. А я всегда был из тех, кто принимает вызов.