— Но однажды он действительно вышел из себя. Один из моих братьев пришел в дом, чтобы проведать меня. Это был самый старший из моих братьев и сестер, Эботт. Ему было всего пятнадцать, но он был высоким. Как Грейди. — Селия слабо улыбается.
— Эллис установил камеры по всему дому и на участке, так что он мог постоянно наблюдать за мной, даже когда был на работе. Он видел, как Эботт подошел к двери, и видел, как я открыла дверь. Несмотря на то, что я не пустила его внутрь и заставила немедленно уйти, Эллис уже направлялся домой.
— В ту ночь я увидела в нем ярость, которую никогда не видела раньше. Он снова и снова бил меня по лицу. Затем он налил полный стакан отбеливателя. Он протянул его мне и сказал: Пей. Я умоляла и просила, но это было похоже на разговор с манекеном. Его лицо было таким неподвижным и пустым. Только глаза блестели.
— Он схватил меня за лицо и поднес стакан к моим губам. Он собирался влить его мне в горло.
Я сказала: пожалуйста, не заставляй меня. Это убьет ребенка. Это было единственное, что заставило его остановиться. Но он был близок, чертовски близок. Я не знала, послушает ли он меня в следующий раз.
— Я сбежала на следующий день. Конечно, я была в ужасе. Я знала, что он убьет меня, если узнает. У меня никогда бы не хватило смелости уйти, если бы ребенок не родился через месяц. У меня не было времени. И я бы никогда не выбралась, если бы мне не помогли. Как я уже говорила, люди здесь сами разбираются с ситуациями, если все станет совсем плохо. Несмотря на все, что Эллис сделал, чтобы изолировать меня, у меня остался один друг...
Она прервалась. Мне дико интересно узнать эту часть истории, но после всего, что она мне рассказала, я знаю, что не имею права настаивать на большем.
— Мне жаль, — говорит она, качая головой. — Я не хотела, чтобы эта история была такой длинной. Тебе, наверное, интересно, почему я вообще об этом заговорила. Но я сейчас перейду к делу.
— Я хочу услышать все, — заверила я ее.
— Я сбежала, — повторяет она. — И родила ребенка. Не здесь, через границу в Северной Каролине, на земле чероки. Это было единственное место, где я чувствовала себя в безопасности. Единственное место, куда Эллис не мог поехать.
— Мой друг, который помог мне... его семья приютила меня. Его сестры помогли мне с родами и с ребенком. Я боялась, что после рождения ребенка я не смогу чувствовать к нему все, что должна. Потому что я думала, что он может слишком сильно напоминать мне Эллиса. Но с того момента, как я увидела Рэйлана, я полюбила его так, как никогда ничего не любила. Больше, чем своих родителей, братьев и сестер или самой себя.
— Я оставалась там шесть лет. Мой друг... стал для меня больше, чем просто друг. Мы поженились. Он всегда относился к Рэйлану, как к собственному сыну. После того, как у нас родилось еще двое детей... казалось неправильным делать между ними неестественные разделения. Я всегда хотела сказать Рэйлану правду. Но правда была такой уродливой.
— И они обожали друг друга. Хотя Рэйлан формально не был его сыном, они были похожи друг на друга больше, чем его кровные дети.
— Мы были так счастливы, ни один день не казался подходящим, чтобы разрушить это счастье. Возложить на Рэйлана такое уродливое бремя. Особенно потому, что Эллис умер. Так что у него не было шансов найти нас.
Я вижу слезы в уголках глаз Селии. Не слезы печали, слезы счастья, воспоминания о том времени, когда она снова стала свободной, замужем за человеком, который действительно любил ее, с тремя прекрасными маленькими детьми, бегающими вокруг.
— Я ждала слишком долго, — говорит она. — Мы купили это ранчо. Мы переехали сюда все вместе. Дети росли так быстро. Время улетело от меня.
— Рэйлан нашел мое старое свидетельство о браке в коробке на чердаке за неделю до своего 18-летия. Он посчитал и понял правду. Он был так, так зол на нас. Он чувствовал себя преданным. Я думаю, хотя он никогда этого не говорил, он чувствовал, что больше не принадлежит к этому ранчо или к нашей семье в той же мере. Мы обещали ему, что это не имеет значения, что все трое детей унаследуют ранчо, как мы всегда говорили.
— Я не думаю, что он нам поверил. Сразу после этого он ушел в армию.
— Вайя сказал, что все в порядке. Рэйлан увидит больше мира, его гнев утихнет, и в конце концов он вернется к нам.
— Но потом... — теперь ее слезы были точно слезами горя. — Вайя погиб в автокатастрофе. Он вез Бо домой с вечеринки. Другая машина сбила их с дороги, мы так и не узнали, кто именно. Было ли это намеренно, или пьяный за рулем, или глупая случайность.
— Рэйлан приехал домой на похороны. Мы надеялись, что он останется. Но...
Она прерывается, прижимает пальцы к глазам и берет паузу, чтобы успокоиться.
— Я думаю, чувство вины было слишком сильным. У него не было шанса воссоединиться с Вайей. Сказать ему... что он знал, что Вайя был его отцом. Независимо от крови. И что он любил его. Вайя, конечно, все это знал. И Рэйлан тоже это знает. Но когда ты не можешь произнести слова...
Я понимаю это.
Мне часто трудно произнести вслух то, что я чувствую. Сказать людям, что они значат для меня.
Если бы Кэл, или Несса, или моя мать, или отец, или дядя Оран умерли, я бы о многом сожалела. То, что осталось невысказанным, будет грызть меня.
Зная это, можно подумать, что я позвоню им прямо сейчас и все скажу.
Но это тоже не так просто.
Я очень сочувствую Рэйлану. И Селии тоже.
Это еще одна вещь, которую трудно выразить. Как я могу сказать ей, как я ценю то, что она поделилась со мной этим? Как я могу сказать ей, что мое сердце болит за ее молодость? Что я восхищаюсь тем, что ей удалось уйти, и что она уберегла Рэйлана?
Все слова, которые приходят на ум, кажутся скупыми и слабыми.
Я тяжело сглатываю и говорю только:
— Спасибо, что сказала мне это, Селия. Я... забочусь о Рэйлане. А ты знаешь, когда тебе кто-то дорог, ты хочешь его понять.
Этого кажется недостаточно, поэтому я добавляю: — Ты была так храбра, что ушла. Ты очень сильная.
Селия осторожно сжимает мое плечо.
— Я не говорила об этом долгое время, — говорит она. — Но я хотела, чтобы ты поняла, почему возвращение Рэйлана домой так много значит для нас. И для него, я думаю, тоже. Он привел тебя сюда не просто так.
Я не знаю, что на это ответить, поэтому просто повторяю:
— Спасибо.
Селия улыбается.
— Иди наверх, — говорит она.
— У тебя как раз достаточно времени, чтобы помыться, пока пирог не приготовится.
Я поднимаюсь по скрипучей лестнице в свою комнату.
Комната для гостей — прекрасное помещение, как и все комнаты в доме на ранчо: светлые, просторные и открытые. Стены и потолок из беленого дерева, а пол из темного дуба, частично покрытый ковром ручной работы. Красивое голубое одеяло на кровати на фоне белых стен создает ощущение, что я нахожусь на облаке, далеко в небе.
Я вижу предмет одежды, разложенный на кровати — платье. Оно легкое и летнее, бледно-зеленого цвета с цветочным принтом. Оно выглядит слишком женственным, чтобы быть чем-то из шкафа Бо. Хотя, конечно, это она положила его сюда для меня.