Я ожидаю, что Нур будет ждать меня.
Я поднимаю мужчину слева и держу его тело перед собой, проталкиваясь в дверь Нура.
Нур выпускает три пули в мою сторону. Две попадают в тело его охранника. Третья попадает в деревянную дверную раму рядом с моим ухом.
Бегу прямо на Нура, бросая тело охранника ему в лицо. Он отшатывается назад, спотыкаясь о пуфик и падая на роскошный марокканский ковер, расстеленный на каменном полу.
Я выбиваю пистолет из его руки, затем отхожу в сторону, чтобы Подрывник мог выстрелить в него. Подрывник стоит прямо за мной, к его винтовке прикручен глушитель. Он стреляет Нуру дважды в грудь и один раз в голову.
На Нуре не было бронежилета. Только свободная белая льняная рубашка, на которой пятна крови проявляются. Я слышу, как его последний глоток воздуха со свистом вырывается через дыру в легком.
Меня всегда удивляет, насколько человечны эти военачальники. Нур ростом около шести футов, мягкоплечий, с брюшком. Макушка лысая, волосы вокруг ушей покрыты сединой. Белки его глаз пожелтели, как и зубы. Я чувствую запах его пота.
В этом человеке нет ничего особенного или величественного. Он убил тысячи людей и запугал еще больше. Но сейчас он умирает скучно, без последних слов. Даже не сопротивляясь.
Мы с Подрывником ждем, пока он полностью не умрет. Я проверяю пальцами пульс, хотя по его стеклянным глазам уже вижу, что его больше нет.
Затем мы с Подрывником цепляемся за оконный карниз и спускаемся вниз по стене здания.
Мы планируем выбраться через дренажный желоб, куда работники кухни сбрасывают грязную воду и другие отходы.
Это не был мой первый выбор выхода, но у нас с Подрывником есть все прививки, так что, надеюсь, мы не подхватим ничего слишком неприятного.
Пока мы пробираемся через темный двор, охранники начинают меняться сменами. Минут через десять они найдут тело Нура. Они обязательно проверят своего начальника.
Мы с Подрывником проходим через узкий каменный коридор на кухню, когда он шипит:
— Лонг Шот 1, посмотри.
Я хмуро смотрю на него в ответ, раздраженный тем, что он замедлился. Нет времени смотреть на то, что привлекло его внимание.
Тем не менее, я возвращаюсь к запертой двери. Заглянув в крошечное окошко, я вижу пять маленьких девочек, сидящих на голом полу. На них все еще школьная форма — клетчатые джемперы, белые носки и блузки. Их одежда удивительно чистая, похоже, они здесь недолго.
— Черт, — бормочу я.
— Что нам делать? — говорит Подрывник.
— Нам лучше вытащить их.
Подрывник собирается выстрелить в замок, но я останавливаю его. Я чувствую, как что-то отягощает карман брюк, которые я украл у охранника наверху. Порывшись, я нахожу связку ключей.
Я пробую каждый из них в замке и добиваюсь успеха с третьего раза. Дверь с визгом открывается. Девочки в ужасе смотрят вверх.
— Сидите тихо, пожалуйста! — говорю я им по-английски.
Я не говорю ни на хаусе, ни на йорубе, ни на игбо, ни на одном из других нигерийских языков. Для этой работы я выучил всего несколько слов на канури. Так что я просто молюсь, чтобы эти девочки выучили английский в школе.
Я не могу сказать, понимают ли они или просто испуганно молчат. Они смотрят на нас с Подрывником широко раскрытыми глазами и дрожат.
Я пробую ключи на кандалах вокруг их лодыжек, но ни один не подходит. Вместо этого я выковыриваю из стены камень и кладу сверху их цепи. Подрывник бьет прикладом своей винтовки, пока звенья не расходятся. Я не могу снять металлические путы с их лодыжек, но мы можем, по крайней мере, вытащить цепь.
Приложив палец к губам, чтобы напомнить девушкам, чтобы они вели себя тихо, мы тащим их по коридору на кухню. Подрывник заглядывает туда первым. Он подкрадывается сзади повара и бьет его по голове сервировочным блюдом, опрокидывая его на один из мешков с рисом, которые Камбар принес.
Я сбрасываю девушек в мусоропровод по одной. Пахнет чертовски ужасно.
Подрывник морщит нос.
— Я не хочу туда.
Я слышу крики на верхнем этаже здания. Думаю, кто-то только что нашел тело Нура.
— Тогда оставайся здесь и рискни, — говорю я ему.
Придерживая винтовку, чтобы она не упала в грязь, я спускаюсь в мусоропровод.
Я скольжу вниз по темному, грязному спуску, надеясь, что он не сузится. Я не могу представить себе ничего хуже, чем застрять в этом отвратительном месте, как пробка в бутылке. К счастью, я проскальзываю до конца.
— Осторожно! — я кричу девушкам, не желая упасть на кого-нибудь из них.
Теперь их одежда грязная, испачканная жиром и протухшей едой. Я хватаю за руку самую маленькую из них и говорю остальным:
— Вперед!
Подрывник хватает за руки еще двоих, и мы бежим по бесплодной земле, молясь, чтобы темнота и редкие кустарники скрыли нас. Хорошо, что девушки так испачкались — это помогает приглушить яркую белизну их носков и блузок.
Я слышу суматоху в комплексе. Повстанцы бегают и кричат, обыскивая здание в поисках нас, но им не хватает организованности теперь, когда их босс мертв.
Я пытаюсь бежать как можно быстрее, но девушки медлят. Они хромают, босые и окоченевшие от того, как долго они были заперты в этой комнате. Они, вероятно, голодные.
— Мы должны их оставить, — кричит мне Подрывник.
— Мы должны быть в пункте сбора через сорок одну минуту, иначе они уйдут без нас!
Это в пяти милях отсюда. Нет никаких шансов, что эти девушки смогут бежать в таком темпе. Не в их нынешнем состоянии.
— Мы их не оставим, — рычу я.
Солдаты в хаосе, но скоро они реорганизуются. Они отправятся со своими джипами и прожекторами, пытаясь найти нас.
Приседая, я даю команду самой большой девушке забраться мне на спину. Я хватаю еще двух девушек и сажаю их на бедра.
— Ты с ума сошел? — говорит Подрывник.
— Подними этих двух, или я, блять, сам тебя пристрелю! — кричу я ему.
Подрывник качает на меня головой, его лицо красное от гнева. Но он поднимает двух других девушек. Подрывник сложен, как полузащитник. Я знаю, что он может нести еще несколько килограммов.
Мы начинаем бежать трусцой по неровной земле, девочки цепляются за нас своими худенькими ручками и ножками.
Несмотря на то, что они маленькие, я, должно быть, несу больше ста фунтов. Я не знаю, сколько весят эти чертовы дети, но эти трое, кажется, увеличиваются в массе с каждой минутой.
Пот стекает с моей кожи, и им трудно удержаться на мне. Подрывник пыхтит и дышит, как бегемот, слишком уставший, чтобы жаловаться.
Мы бежим, пока мои легкие не сгорают, а ноги не горят.
— Еще две мили, — задыхается Подрывник.
Черт.
От каждого толчка ног боль пронзает спину. Мои руки онемели, я пытаюсь ухватиться за этих детей. Я боюсь, что упаду и не смогу подняться снова.
Я пытаюсь представить, что я снова на подготовке, когда мне нужно было пробежать десять миль с сорокафунтовым рюкзаком на спине. Когда еще я не привык подгонять свое тело и не представлял, как далеко оно может зайти.