Это единственная часть, где Оран не может молчать. Его глаза сузились до щелей, а пожелтевшие зубы обнажились, когда он шипит:
— Я хотел их, потому что они мои. Это был мой долг.
— Как ты это понял? — спрашиваю я. Я знаю, что дядя Оран получает 50% от прибыли юридической фирмы, что является огромной суммой денег. Вдвое больше, чем получают другие партнеры.
— Тебе платят много за управление этим местом.
— Мне вообще не должны платить! — кричит он.
— Доля в юридической фирме... Я должен получить половину империи! Или больше! Я старший сын, а не Фергус.
— Ты внебрачный сын, — холодно говорю я. Меня это никогда не волновало, но я злюсь на Орана и хочу причинить ему боль, если смогу, как он причинил боль мне. — Эта империя в десять раз больше, чем была при дедушке, благодаря моему отцу. Это он построил ее до сегодняшнего состояния. Ты этого не сделал. Ты не смог.
— Ты даже не представляешь, что я могу сделать, девочка, — шипит Оран.
Возможно, он прав. Потому что быстрее, чем я успеваю моргнуть, мне в лицо направляют пистолет.
Я насмехаюсь.
— Ты собираешься застрелить меня? Прямо здесь, в офисе? На этот раз тебе не на кого свалить вину. Убьешь меня, и мой отец выследит тебя, как собаку, и срежет плоть с твоих костей по унции за раз.
— Я не собираюсь тебя убивать, — усмехается Оран. — Ты убьешь себя сама.
Он тянется к своему столу и достает бутылочку с таблетками. Мой желудок сжимается, когда я читаю этикетку. Там написано: Риона Гриффин. Он получил рецепт на мое имя.
— Тебе не удастся дважды провернуть один и тот же трюк, — говорю я ему.
— Я не знаю... — говорит Оран. — Я не думаю, что кто-то верит, что ты счастлива, Риона. Не совсем. Что у тебя есть в жизни, кроме работы? Ничего.
Когда он задает этот вопрос, на одно дикое мгновение мой мозг отвечает: Рэйлан. Пока я не вспомнила, что у меня больше нет его. Он был у меня только на короткий миг. А потом я его бросила.
Оран откручивает крышку от бутылочки с таблетками и подталкивает ее ко мне. Он размахивает пистолетом перед моим лицом. Дуло выглядит таким же темным и пустым, как глаза дяди Орана.
Я не знаю, что это за таблетки, но это неважно. Я могу выблевать их потом. Пока что я должна притворяться, что сотрудничаю. Иначе он просто пристрелит меня.
Оран висит на волоске. Я серьезно недооценила отчаяние моего дяди.
Я пришла сюда, чтобы противостоять ему, думая, что он все еще тот человек, которого я знала. Я думала, что смогу его образумить. По крайней мере, я думала, что он поймет, что все кончено, он проиграл.
Я не понимала, сколько ненависти кипело под его кожей. Ненависть к моему отцу... и ко мне. Он никогда не любил меня. Он никогда не уважал меня. Он использовал меня, когда это было удобно. А когда я вставала на его пути, он пытался утопить меня, как крысу.
Я доверяла ему. Но он никогда не заслуживал этого доверия.
Рэйлан заслужил. Как бы я хотела крикнуть ему, как тогда, у амбара. Я бы хотела, чтобы он прилетел и спас меня. Но он в пятистах милях отсюда. Я провела весь этот чертов день, уезжая от него.
Мне придется спасаться самой, если я хочу выжить.
— Подними это, — рявкнул на меня Оран.
Я поднимаю бутылочку с таблетками. Она маленькая и легкая. Белые таблетки гремят внутри.
— Проглоти их, — шипит Оран.
Я вытряхиваю несколько таблеток на ладонь. Затем запиваю их глотком виски.
Часы тикают. Вероятно, у меня есть только тридцать минут или около того, прежде чем они начнут действовать.
— Прими их все, — приказывает Оран.
Наверное, не имеет значения, сколько я приму. Мне все равно придется выблевать их все. Или Оран застрелит меня, и тогда таблетки не будут иметь значения по совершенно другой причине.
Я проглатываю оставшиеся таблетки вместе с остатками виски.
Тик-так, тик-так.
— Что теперь? — говорю я Орану.
— Теперь ты пишешь предсмертную записку, — говорит он.
— Мне нужна бумага.
Оран роется в своем столе. Он достает лист плотной, кремовой пергаментной бумаги. Только лучшее для дяди Орана.
— Что ты хочешь, чтобы я написала? — говорю я.
Оран откидывает голову назад, глаза закрыты, он думает о том, что там должно быть написано. Я поднимаю его позолоченную ручку с подставки.
— Дорогая семья, — начинает он. — Мне очень жаль, что я так поступила с вами. Но я думаю, что так будет лучше. Мне так больно. Я просто не могу больше это выносить...
Он продолжает диктовать, а я пишу на бумаге всякую ерунду, делая вид, что записываю слово в слово. Его предложения драматичны и нелепы, совсем не то, что написала бы я. Не то чтобы я вообще что-то написала бы, потому что я никогда, блять, не покончу с собой. Кэл это знает, и Несса тоже. Что бы ни случилось, они не поверят в эту чушь.
— Подпиши это, любимая, Риона, — приказывает Оран.
Я нацарапала подпись, которая совсем не похожа на мою собственную.
— Это то, что ты хотел? — говорю я, откидываясь назад, чтобы он мог рассмотреть бумагу.
Оран опирается на стол, наклоняясь над страницей, чтобы он мог прочитать, что я написала. Я вижу, как его глаза сканируют, затем на его лице появляется гневный оттенок.
— Нет! — кричит он. — Это не...
Я хватаю нож для писем и вонзаю его в тыльную сторону его руки. Крошечный средневековый меч проходит через всю руку, пригвоздив ее к столу.
Оран завывает и замахивается пистолетом в мою сторону, но я хватаю его за запястье обеими руками и толкаю вверх. Он нажимает на курок и трижды стреляет в потолок. Штукатурная пыль сыпется нам на головы.
Я сильно топаю по его ноге своим ковбойским сапогом, а затем бью коленом ему в пах. Оран стонет и ругается.
Я вырываю пистолет из его руки.
Может, Оран и не был в ИРА, но драться он умеет. Как только я выхватываю у него пистолет, он бьет меня прямо в лицо. Удар отбрасывает меня назад, и пистолет вылетает из моей руки, исчезая под стулом.
Оран пытается вырвать руку из стола, но она застряла. Он воет от боли, затем хватается за рукоять ножа для писем, чтобы освободить ее.
Тем временем я стою на коленях, нащупывая под стулом пистолет. Не знаю, то ли из-за удара Орана, то ли из-за того, что таблетки начинают действовать, но у меня голова идет кругом. Кажется, что пол подо мной качается взад-вперед, а я не могу найти пистолет.
Дядя Оран прыгает на меня сверху, впечатывая меня в ковер всем своим весом. Он выбивает воздух из моих легких, и я задыхаюсь, голова кружится сильнее, чем когда-либо. Затем он снова пытается поднять меня, оттаскивая от пистолета.
В этот момент мои руки обхватывают что-то холодное и твердое. Я хватаюсь за рукоятку и сжимаю палец на спусковом крючке.
Когда Оран дергает меня вверх, я разворачиваю пистолет и направляю его прямо ему в лицо.
Он замирает, его руки лежат на моих плечах.
— Ты бы не стала стрелять в своего дядю... — говорит он, его пожелтевшие зубы обнажены в жесткой улыбке.