Никто не понял, как это произошло…
Звуки металла, что сталкивался друг с другом, как гнетущая музыка, идущая по округе, и стремящаяся вдаль. Лязг отдается эхом, ритмично ускоряясь, пропадая, и снова начиная симфонию смерти и ужаса. Он ведёт в невозможную долину отрицания и пропажи. Глубокую пропасть отчаяния и скуки. Полное уныние смерти, следующее по пятам за воинами. Смерть это то, что провожает их от начала и до конца, прослеживая звук сталкивающихся клинков. Сознание плывет, пока битва продолжается, это словно проклятие, которое не хочет сходить, тем самым продолжая нарастать. Оно стремится к своему пику, как яркое солнце раздувается все больше и больше, позволяя оружию наносить соперникам новые раны. Мелкие царапины превращаются в рваные порезы, которые словно оставленные когтями зверя.
Два тела двигаются все быстрее и быстрее, утопая в поле битвы глубже и глубже. Удары становятся сильнее, что искры летят в стороны, показывая напряжение, которое бушует в этом месте, разжигая костер ненависти и боли. Смерть радостно хлопает в ладоши, ликуя совсем рядом, ведь она по-любому заберёт чью-то жизнь. Ее лик никому не виден, но каждый из бойцов хочет показать свою силу, зная, что она стоит за их спинами.
Кровь просачивается на кожу, покрывая одежды алыми пятнами, что словно цветы распускаются на ней. Они цветут алым цветом и металлическим запахом, который идёт по полю битвы, перекрывая ароматы травы и дождя, что ниспадал на тела, поливая их праведным божественным гневом, отрицающим смерть ниспосланную дьяволом. Цветы становились больше и ярче, расцветая по ткани, как некое поражение всего сущего, пока тела нагревались, несмотря на холод воды. Казалось между ними стояло облако пара, что поразило окружение, показывая, что все не так просто.
Одежда полностью приобрела алые оттенки, которые смывались дождем, но заново появлялась на ткани, показывая настолько оба мечника ранены. Руки, ноги, живот, все было покрыто кровью, не оставляя живого места. Одежда изнашивались все быстрее сильнее — тряпка непригодна для защиты от меча. Вязкая разбавленная водой кровь уже стекала потоками по телам, обрамляя лица и окрашивая волосы. Гнетущее ощущение конца приводило к быстрому истощению тел, намного хуже, чем эти цветы.
Танец походил на сальсу или танго, распаляясь все сильнее, когда звон уже не прекращался, ведь бойцы не сдавали позиции, они продолжали напор друг на друга, стремясь поразить противника в слабую точку. Сегодня кто-то умрет, ведь это битва не на жизнь, а на смерть. Битва за защиту самого ценного в жизни каждого воина лично, то чем дорожат эти двое разное, однако… Кто же победит? Невероятная сила, ради которой сражается страж, или же бессмертный опыт, порожденные временем, во имя защиты дорогого человека. У каждого свои причины и принципы, что олицетворяют их как воинов, готовых пожертвовать жизнью, отдавать ее в руки бессмертному и безликому существу, что держит в руках косу, рассекающую души.
Они перемещались по полю боя со скоростью звука, прыгая из стороны в сторону, словно горные лани. Тела напряжены, а воздух разряжен, отпуская пар с холодных губ, которые синели от леденящего дождя, что пытался парализовать конечности.
Лезвие как будто достигало чего-то особого в их телах, праведного и проклятого одновременно, показывая все недостатки святого и человека, в конечном итоге подводя равную черту. В целом это была битва в одни ворота, просто пока все выглядело как развлечение, или показушный бой.
Неподалеку от поля боя стояла одна девушка, которая умостилась под красным кленовым деревом, смотря на сражение, что разразилось перед ее глазами. Алые очи наполнились слезами, пока они горячими каплями стекали по щекам, мешаясь с росинками дождя. Ее пальцы вцепились в ствол дерева, сжимая кору, пока ногти ломались, и кровь медленно шла с ран, что появились на руках, скапливаясь в маленькие капельки и стекая по ним к запястьям. Всхлипы срывались с ее губ, пока они дрожали от страха и боли, медленно приобретая светлые лиловые оттенки. Эстель смотрела на это с дикой болью, ненавистью и отвращением. Страхом, что плясал в алой радужке, словно черти, поглощающие ее душу в грехи, окуная ее в черный цвет без надежды очиститься вновь. Мурашки бежали по коже, когда беловолосый юноша получал новые раны, и она дрожала, продолжая беззвучно плакать от болезненных взрывов в душе. Такое было не для нее, но есть ли у нее выбор? Она поклялась не вмешиваться…
— Казуха… Не умирай… — тихо сорвалось с ее уст, когда все вокруг резко померкло. Полная темнота накрыла ее, поглощая фигуру, словно ее никогда и не было. Гнетущий ультразвук наполнил уши, пока их не пронзил грохот, и ощущение, словно она падает вниз. Бесконечная пропасть встречает ее своими мягкими, почти неощутимыми объятиями. Поглощая дальше и дальше в вечное волнение и страх однажды упасть вниз.
Эстель резко распахнула свои алые глаза, глядя в потолок. Она не могла понять, как ей могло такое присниться. Хотя нет, она знала. С тех пор, как за ней охотятся, с тех пор, как они пришли за ней это все и началось. Бессонные ночи, наполненные ужасом, просочившимся из-под ее ногтей, как слизь, стекающая по коже. Еще немного и ты начнёшь задыхаться в этой удушливой среде противоречий и хаоса ее души, такого серого и безликого, словно пустого, но ужаснее любого иного его вида. Девушка волновалась, ведь Казуха просто ушел без слов и прощания. Он ушел и не вернулся, скрывшись где-то среди деревьев, сказав ей ждать его тут, в этом небольшом домике, что уже стал для нее хуже тюрьмы. Маленькая клетка, с которой нельзя сбежать, пока не отыщешь ключ, затерявшийся в руках дрессировщика. Погода словно играла над ее чувствами, добавляя окружению серости и хаоса. Она была суетливой, грустной и дождливой, такой, что оставляла после себя гнетущее ощущение потери и безмерно пустоты.
Когда капли усилили свое давление на окна, девушка содрогнулась от звука, не ожидая такого наплыва. Эстель робко поджала губы, сжимая одеяло своими руками, что дрожали от давления. Пока рваный вздох сорвался с ее уст, олицетворяя смирение, и некое покаяние в ее же грехах. Она перевела взор на часы, указывающие поздний вечер восьми часов. Закусив губу от волнения, Эстель отодвинула ткань в сторону, позволяя прохладе комнаты укутать ее, тело в сырости и холоде, от чего поёжилась, но не подала виду. Не ей выбирать. Во рту было сухо, пока до ее носа дошел странный запах. Словно что-то гнило прямо под ее окнами, на палящем солнце, которое уже давно ушло и не показалось который день подряд. Черная вонь взбудоражила ее сознание, заставляя вспоминать, когда то сказанные Алом слова: