Я жизнерадостно рассмеялся: – Пусть приходит!!! Хоть гоняться не надо. Пока Кая и девочки в безопасности, я смогу воевать. Даже мы с тобой вдвоем, сможем очень сильно огорчить графа. А у меня четыре 'звезды' – диверсантов. Если граф уедет живым…, то это будет – чудо. Я не собираюсь оставлять живых врагов.
И подумав пару секунд, вполголоса добавил: – Видимо, когда раздавали милосердие – про меня забыли.
* ЧТОБ ТЫ (ВЫ) ТАК ЖИЛ (И) – это неправда!
– Я тебе ше не давала? Скажи: не давала, когда было?
– Чтоб ты так жила, как ты мне давала!
– Сема, ше ты идешь грязный, как той шмаровозник (Шмаровоз – подмазыватель колес, грязно одетый человек.)?
– Я целовал паровоз, который увез мою тещу.
Человеческий мозг генерирует за день больше электрических импульсов, чем все телефоны мира вместе взятые.
Начальная скорость полета пробки от шампанского – до 14 м/с, высота полета – до 12 метров.
У гигантского кальмара при длине тела до 18 м., глаза размером с футбольный мяч.
Крысы размножаются так быстро, что за 18 меся?цев две особи производят на свет более миллиона по?томков.
Десять тонн космической пыли каждый день падает на Землю.
Первоначально кока-кола была зеленой.
Желание женщины – закон, пока желание мужчины – женщина.
Нет пошлых фраз – есть пошлые уши.
Глава 9. Почти лирическая
Сидя по уши в дерьме, рта особенно не раскроешь.
Там же. Вечер.
Выспаться естественно мне не удалось. Сначала я выслушивал благородное 'фе', и кучу упреков в том, что благородная дама и хозяйка замка, коей она теперь является, может позволить себе выбирать, куда ей идти или не идти.
– Я могу ходить, куда мне заблагорассудиться!
– Естественно, дорогая.
– И ты не можешь мне запрещать ходить, куда я захочу!
– Конечно, дорогая.
– Тогда почему ты запретил мне идти к подземному ходу? – едко поинтересовалась супруга.
– А я и не запрещал.
Она на несколько секунд онемела то ли от изумления, то ли от моей наглости: – Так значит, я могу идти куда хочу?
– Конечно, дорогая.
– И к подземному ходу? – с подозрением спросила она.
– И к подземному ходу, – я, жизнерадостно улыбаясь, кивнул.
– Значит я сегодня, иду с вами?
– Завтра, – я кивнул, все так же жизнерадостно улыбаясь, – Завтра… ты можешь идти хоть к подземному ходу, хоть подземным ходом.
– Ты… ты… да ты…, – у нее кончились слова.
– Да, я знаю что не очень хорошо переносить твою прогулку на завтра, но… ведь ты сможешь потерпеть до завтра?
– А если тебя ранят или убьют?
Переход был столь стремительным, что у нее не успел поменяться даже тон.
– Да, дорогая, – кивнул я, продолжая все так же по инерции жизнерадостно улыбаться, тоже не успев сменить выражение лица, чем как оказалось, и совершил стратегическую ошибку.
– Чтооо? – вместо милой жены возле меня оказалась разъяренная фурия. – Не успела я выйти замуж – как ты хочешь оставить меня вдовой?
– Заметь… богатой вдовой, – решил пошутить я, в свойственной мне манере, чтобы разрядить обстановку.
…и оказался не прав….
На следующие полчаса в этой драме – мне досталась роль без текста. Я узнал о себе столько нового и не интересного… вместе со стражей у шатра, с Гошей которого ловко попытались пнуть, едва он высунул свою зеленую голову из тамбура, поинтересоваться не надо ли чего и… и половиной лагеря – с удовольствием внимавшей крикам баронессы и 'новостям' о своем бароне. Ну, надо же? Все как у людей…
– Я пойду. Надо проверить караулы, дорогая, – ловко отмазался я, дав любимой вдоволь наораться, после того как она перешла ко второй фазе – водным процедурам, в смысле начав заливаться слезами и упрекать меня в том, что я её совсем не люблю.
Надо было видеть… ошарашенные рожи в лагере, когда я вышел я вышел… с совершенно счастливой улыбкой, которую даже не пытался скрыть. Стража браво подтянулась, ожидая разноса от барона, который наверняка захочет после такого 'концерта', сорвать свою злость на первом же кто подвернется под горячую руку. Все остальные начали суетится, изо всех сил делая вид, что заняты самыми неотложными делами. А я прошелся по лагерю, не обращая ни на кого внимания и не пытаясь скрыть блаженной улыбки, которую никто не мог понять. 'Ничего страшного, если над тобой смеются. Гораздо хуже, когда плачут…'