Он проплыл по воздуху к плоскому механизму с несколькими рычагами-змеями и нажал на наконечник на одном конце. Машина начала вибрировать. Вонкл, вонкл, вонкл.
— Пламмис! — выругался Эггзаборг, нанося машине сильный удар ногой. Машина еще раз дернулась в агонии, затем начала мигать. Мигить, мигать, мигать.
Эггзаборг вздохнул с облегчением:
— Вообще то, это модернизированное оборудование должно служить лучше. Ему всего около тысячи лет. Не ваших лет, — снова напомнил он Генри. — Мы не местные, помнишь?
— Почему вы все это мне рассказываете? Я думал, вы должны были держать все это в секрете… или отправить меня отсюда куда-нибудь подальше. — Внезапно Генри пришла в голову ужасная мысль. — Вы что, собираетесь убить меня… и… переработать мою бренную плоть?
Эггзаборг снова уселся в воздухе, скрестив ноги:
— Ты что, спятил? Убить тебя?!? Через десять минут меня здесь не будет, и ничего не будет здесь напоминать обо мне, и ты меня больше никогда не найдешь. Кроме того, кто тебе поверит, если ты расскажешь, что видел? Вы, люди, такие кроты. — Он начал смеяться высоким, тонким, писклявым голосом. Это действовало Генри на нервы. — Убью тебя. Отправлю на переработку. О, это круто! Какие же вы, люди, тупоголовые!
Генри вышел из себя, проявив непростительную недальновидность. — Вы, сэр, — начал он, всю жизнь практиковавший вежливость, — шарлатан и эгоистичный…
Он так и не закончил эпитет. Внезапно каждая монета в его карманах — каждая монета, оставшаяся от его предыдущей скачки, — стала обжигающе горячей, каждый его волосок зажил своей собственной жизнью, корчась и извиваясь, растягивая кожу на каждом дюйме его измученного тела; подошвы его ботинок превратились в арахисовое масло; его нос стремился убежать куда-то; его авторучка просочилась сквозь рубашку. Все это произошло одновременно.
Затем его снова перевернуло вверх тормашками в воздухе, и он начал испытывать чередующиеся горячие и холодные волны спазматической тошноты.
— Заруби у себя на носу — Эггзаборг говорил тихо, внушительно — я не хочу убивать тебя, жалкий кусок дерьма, и никого из вас всех. Ты высокомерный… человечешка!
Последнее он произнес так, как Генри произнес бы «прокаженный», или «ловец собак», или «телеевангелист».
— А теперь проваливай, любопытная, грубая обезьяна! И просто подожди три тысячи лет! Просто подожди — и ты увидишь!
Мгновение спустя Генри обнаружил себя в квартире на Перри-авеню, 6991, на пятом этаже, в одной ванне с маленькой голенькой девочкой и ее тремя пластиковыми уточками. А в дверях стоял полицейский. Ему зачитали права, небрежно, но основательно избили, протащили вниз по пяти лестничным пролетам многоквартирного дома и в конце концов он оказался в тюрьме. Генри больше не испытывал любопытства.
В камере гуляли сквозняки. Генри чувствовал себя больным, его подташнивало, и он все еще был сбит с толку всем с им произошедшим. Тем не менее, он чувствовал себя менее обеспокоенным своим положением, чем того требовали здравый смысл и прагматизм. Да, он сидел в тюрьме, ожидая предъявления обвинения по множеству пунктов, которые только начинались с моральной распущенности. И он не мог оправдаться, поведав правду, — его живо поместили бы в сумасшедший дом. Но от любопытства, из-за которого он попал в эту ужасную историю, он излечился полностью, обменяв его на то, чего не было ни у кого на Земле. Ведь каждый человек на планете (будь то ребенок из пригорода Ла-Паса или мультимиллионер из Швейцарии, алеут, живущий в иглу, или алжирец-бунтарь, мужчина или женщина, богатый или бедный, независимо от возраста), каждый жил с некоторой долей страха перед будущим, с меньшей или большей тревогой по поводу войны, атомной бомбы, глобального потепления, метеоритов из космоса, уличной преступности, загрязнения генофонда, бесконечной бесчеловечности человеческой расы по отношению к самой себе.
Все боялись завтрашнего дня. Но не Генри.
Генри был посвящен в тайну. Любопытство Генри привело его к знанию того, что у нас у всех все будет хорошо, что существует безумное, чокнутое, отсталое инопланетное существо по имени Эггзаборг, которое, ошибочно полагая, что оно готовит почву для инопланетного вторжения, на самом деле присматривает за человеческой расой и в течение следующих трех с лишним тысяч лет на Земле не произойдет ничего неизлечимо ужасного.