– Ну вот. Теперь, когда все мы так мило познакомились, может ты, мил Алексей, расскажешь, как очутился в наших краях? – не понять намёка было невозможно.
Все двадцать минут, пока бегал за «вступительным», Леонид продумывал «легенду». Сейчас обкатаем. На один-то вечер должно хватить. Впрочем, как знать – может, ему предстоит провести здесь и не один… Он постарается вызвать если не сочувствие, то – хотя бы доверие.
Поэтому расскажет то, что случилось на самом деле. И пусть не с ним – но с его знакомым.
– Попробую… Только ничего, если – вкратце? – ободряющий кивок. – Так вот. Я – педагог-филолог. Закончил наш чертов Иняз… Всю жизнь проработал в школе – при кафедре оставляли… только своих. Вот и пришлось пойти… учителем чурессийского языка. Работка непыльная. Только нервная. Сильно. Дети сейчас – сами знаете…
Ничего, справлялся. Правда, конечно, приходилось и ругаться, и родителей постоянно вызывать. И «штрафы» с них брать. А уж про то, что отбирал мобильники и постоянно особо борзых выгонял из класса – это уж, как говорится, добрая традиция у нас, учителей… Единственное, всё никак не мог приучиться чаи распивать в учительской, как большинство местных-то, из нарвежцев… Не очень они меня поэтому… уважали!
Леонид вздохнул, печально посмотрев в угол с дерьмом. Не вдохновило. Хотя… Где-то с его теперешней ситуацией перекликалось.
Но продолжать надо. Тем более что Ипполит пододвинул в костерок целый кусок полусгоревшей длинной балки – видать, от рамы окна. Облупившая краска вспыхнула, освещая лица и мерзко воняя, но вскоре запах почти прошёл. Леонид деликатно сплюнул в дальний угол, Глаша – тоже. После чего прилегла.
– Ну вот… Попался мне как-то… неадекватный мальчик. Сынок чуть ли не замхокима… Какой-то области. Стал борзеть. Выгнал раз. Выгнал два… Приехал его папочка. Наехал на директора нашей школы-то… Ну, тот его и послал. Тогда у этой сволочи нашлись и завязки в Горхокимеяте. Прислали Комиссию. А те уже были… проинструктированы.
Написали несколько Актов да Протоколов… Что такой-то и такой систематически унижает «человеческое достоинство» учащихся, выгоняет с занятий, орёт, требует денег!.. Да ещё занятия ведёт пьяный… Ну, тут мне крыть было нечем – случалось… Да и «коллеги», мать их… – Леонид грязно выругался, – поспособствовали «правдолюбцам» из хокимеята. Говорю же – не уживался я с ними… Считал себя «выше остальных».
Вот так и накрылась моя работа на Государство – дали «волчий билет». То есть, в трудняке написали… Профнепригодность, систематические нарушения, нетерпимость к детям… Всё, что пишут в таких случаях. А сейчас же везде компьютеры хреновы… Нигде на работу не брали. Даже дворником.
Нет денег – нечем платить налоги да за коммунальные… Задолжал… Ну, хату отобрали, переселили в бараки, к остальным должникам… На Бирже труда истёк срок – пособие отобрали. Друзья… Друзья видеть не хотят – говорят, своих проблем хватает. Так, дадут иногда по старой памяти на пузырь, и – всё…
А сейчас перешёл на вольные хлеба – охраняю парковку тут, рядом. Сплю в каком-то морейском, старом, автобусе… – Леонид сам видел, что работают люди и так, и даже знал, где. Спросили бы – показал.
– А… к нам-то… ты с какога бока, Лешик?.. – язык у Николая ворочался плохо.
– Тоска меня обуяла… Дай, думаю, посижу, хоть с людьми, пообщаюсь. – А то меня уже и за человека не держат – сразу посылают на … – Леонид сокрушённо махнул рукой.
– Это – да! – сразу влез активный Ипполит, – Они, сволочи вонючие, так называемые «порядочные граждане», а по-старому – обыватели, нашего брата за человека не считают! И держатся подальше – якобы воняем мы в их чувствительные носы!.. Ну, располагайся, Лёша! Ты – как раз там, где надо! Мы и сами собираемся, чтобы, значица, потрепаться о былом-то… Повспоминать, пообщаться!.. Всё легче жить. Ну, давай, Маша! – он ткнул ту в бок локтем.
Маша поняла его правильно, только вначале указала кивком на засаленный стакан…
Ипполит разлил. Выпили. Глаша уже откинула голову на пук каких-то тряпок и мешков, и вскоре засопела. В дальнейшей беседе участия она не принимала, как и в распитии второй бутылки. Видать, совсем сдал ослабленный организм – у хронических «порог отключки» очень низок, как знал из личной практики Леонид.
– Я… Раньше работала в Науке. Лаборанткой. Мыла за нашими работничками чёртовы колбочки, пробирочки… Чего-то там взвешивала. Измеряла. Потом нашу Лабораторию прикрыли. Денег на неё, мол, нет. Перешла к соседям. Ну… уговорила тамошнего Шефа. Я тогда молодая была и красивая. – голова с давно немытой и нечёсаной шевелюрой вскинулась, словно приглашая оспорить это крайне сомнительное заявление. – Взял он меня. И на работу и в… запасные жёны. – Маша замолкла, обведя всех взглядом.