– Ну… Посмотрим, – выдавил Леонид. – А сейчас нужно подстраховаться. Разрывы тканей обширные. И кровь шла. А заражение нам совсем ни к чему. Поэтому, – он перечислил, что нужно из лекарств, и спросил, – Твоя… Гуландом ничего не подумает, если я дам ей денег, и отправлю в аптеку?
– Н-нет. Но… Всё-таки будет лучше, если с ней на эту тему буду общаться я. Меня она знает давно, а тебя… – вдруг она хихикнула, как бы смущённо. – Нет, не подумай ничего такого! Я здесь была… Только с моими! Э-э… Соратниками!
Леонид… Рассмеялся. Весело и свободно. Потом посерьёзнел. Плохо. Ему совсем ни к чему, чтоб эта… женщина в него влюблялась. А к этому, похоже, идёт – вон, уже стесняется, что он может заподозрить её в… Романах на стороне. И неразборчивых связях.
Нет, это пока – лишнее. Здоровье и… Бегство – важнее.
– Надеюсь, старушка простит нас за простыню? – попытался он сменить тему.
– Само-собой! Ну, в-смысле, включит в счёт!
– Понял. Ладно, чем раньше ты выпьешь антибиотики, тем мне будет спокойней.
Он накинул Лене на плечи свою лёгкую ветровку, чтобы не так было заметно лубок, и снабдил соответствующим количеством валюты – как местной, для аптеки, так и иностранной – для компенсации «материального ущерба».
Вскоре Леонид уже слушал разговор, проходивший на кухне – ну, вернее, не сам разговор, так как слов было не разобрать – а гул голосов, раздающийся с кухни. Он почему-то был спокоен за «свои тылы» – по тону Лены чувствовалось, что она доверяет женщине «старой закалки».
Лена вернулась, принеся в здоровой руке новую простыню.
«Порядок!» – она кивнула, и Леонид отошёл от двери, хмыкнув.
Они скинули обувь и носки – да, у Лены они тоже ещё не просохли. Развесили всё на краю помоста. Затем Леонид расстелил им по три курпачи, и они прилегли, вздыхая и переговариваясь. Леонида интересовало, далеко ли до круглосуточной аптеки, и не вызовет ли их заказ подозрения…
Через десять минут зашумели запоры, и хозяйка отчалила, заперев их на три ключа.
Лена объяснила, почему за хозяйку не волнуется: её сын служил в армии в Чурессии, и не так, как сейчас служат – когда дал деньги, и не выходи из дома хоть «целый» положенный месяц «службы» – а по-настоящему, два года. Вернулся – попал под исторический «разгул демократии». Работы не стало – пошёл в челноки. Ездил и в Жайтай, и в Фурцию… А потом его на границе таможенники и убили.
Ну, как убили – видать, затребовали слишком большую мзду, он и стал «выступать». Слово за слово – сцепились. А у тех – само-собой, ленты под боком – сдали в КПЗ. А там строптивого решили «обработать». А тот – стал отмахиваться. Даром, что Дисбат… Ну вот и доотмахивался – со злости забили до смерти. Так что когда Гуландом выдали труп, его было и не узнать: вместо лица – сплошное синее месиво. А внутри – ни одного целого рёбра!
Само-собой, ни суды, ни Дисциплинарные Комиссии никого не признали виновным. Так как причину смерти судебные медики записали – «воспаление лёгких».
Про такие случаи Леонид слышал. А сейчас и столкнулся, получается, лично.
Он согласился, что особой любви к Властям Гуландом испытывать не может… Но готова ли она рискнуть ради них двоих – еще и личной свободой?..
– Я всё же думаю, до этого не дойдёт. – Лена покачала головой, – Говорю же – она телевизор принципиально не смотрит, а по радио – только музыку. Она про нас если и узнает – только когда с соседями будет трепаться. Ну, или на «гяп-е»…
Это «мероприятие» Леонид знал не понаслышке, ещё когда жил в доме с родителями.
Пожилые женщины махалли традиционно собирались пару раз в месяц на «девишник» – так называемый «гяп», на котором перемывали кости снохам, соседям, родственникам, и отдыхали от «домашних обязанностей»… Собственно, он и сам был примерно на таком же мероприятии всего несколько дней назад: корпоратив – это современный «гяп». Призванный, по-идее, сплачивать. А на самом деле – поливать грязью тех, кому завидуешь, сплетничать, доносить, сколачивать группировки – «за» и «против», словом, вносить в скучную и однообразную жизнь родного предприятия чуточку «перчика» и очень нужной суеты, и неуверенности друг в друге…
Но Леонид за все эти годы привык. Приспособился. Хоть лицемерие и не стало его второй натурой, как у большинства нарвежцев. Он даже мог послушать сплетни. Но сам никогда их дальше не передавал. Брезговал.
– Ладно. Раз так, думаю, нам действительно можно пожить здесь пару дней… Где тут туалет? – Леонид решил справить «дела», да и готовиться ко сну.
Лена, приоткрыв дверь, показала будку с «удобствами».
Надо же. Леонид и забыл, что у простых махаллинцев «удобства» представляют дырку в досках над ямой… И – никакого «мягонького папира» – туалетной бумаги! А – газеты на гвозде… Или вон, как здесь – остатки старой книги. Ага – это учебник физики за шестой класс… Ладно – хорошо хоть, сейчас не зима!