Часовые подняли носилки, и они мерно закачались в такт шагам. В голове гулко стучало. Наконец, измученное сознание померкло, и Марина погрузилась в спасительную темноту.
Месяц назад. Ноябрь 2033
Женя проснулся от холода, резко сел и замер, пытаясь понять, где он находится. В подвале было темно и тихо. Резина костюма химзащиты задубела, пальцы на руках были белыми и страшными. Чужими.
– Мать твою… – тихо выговорил парень. Губы не слушались.
Он попытался подняться, но замерзшее тело отказалось повиноваться. Разведчик упал, громко выругался. Эхо гулко заплясало под сводами подвала, повторяя ругательство сотней призрачных голосов. Стало жутко, запоздалый страх нахлынул волной невольной паники. Парень тяжело дышал, успокаиваясь.
– Ни фига себе я камикадзе… – устало укорил себя Женя. Вслух, только вслух, так проще, так не страшно, испуганный мальчишеский голос разгонял мрачные тени.
Слова возвращали к реальности, вытесняя остатки сна.
Юноша наконец поднялся, опираясь на стену. Нервный луч фонаря в дрожащих руках заметался по подвалу. Никого. Тишина, только откуда-то убаюкивающе капает вода.
– И куда дальше? – сам с собой говорил разведчик, медленно пробираясь к выходу. – Отряд я потерял, горе-командир, сумку тоже, патронов – на десять выстрелов, жрать хочется и чуть не замерз тут насмерть.
Впереди показалась лестница наверх. Женя передернул затвор, осторожно шагнул на стертые ступени, высветил фонариком путь. Судьба вновь оказалась благосклонна к нему, ночные мутанты обошли стороной заброшенный торговый центр, путь был свободен.
На поверхности было снежно и тихо. Метель прекратилась, луна подмигивала сквозь пелену облаков, освещала остовы домов и застывшие громады поездов.
Парень стоял у входа в торговый центр и размышлял. Больше всего на свете сейчас ему хотелось свернуться калачиком у стены и не просыпаться, избавиться от холода, сводившего внутренности, а дальше – будь что будет. Руки ломило, каждый шаг сопровождался ноющей болью.
– Повезло мне, идиоту, – горько шептал Женя, оглядываясь вокруг. – Всех потерял, а сам живой. Повезло, что морозы не ударили, а то нашли бы меня там по весне, на первой ярмарке, окоченевшего и синего. Повезло, что никакая тварь не заползла, пока я дрых позорно. Сутки проспал, надо же. И живой, до сих пор живой! Знак это, что ли? Надо возвращаться.
Перед глазами встало лицо отца. Презрительное, с сомкнутыми в линию губами. «Твой друг украл дневник. Из-за тебя, Евгений! Мне стыдно, что ты провалил задание, потерял всех товарищей! Как мне после этого смотреть тебе в глаза! Я доверил тебе отряд, думал, что ты – настоящий разведчик, который выполнит любое мое поручение! Увы, это не так. Я отправляю тебя на ферму, будешь за курами убирать!» – прозвучал в сознании строгий голос командира бункера. А рядом мелькало подхалимски-сладкое лицо Светы, кивающей и поддакивающей отцу.
– Ну уж нет! Лучше сдохнуть, чем так! – сквозь зубы выговорил парень. Юношеский максимализм взял верх над благоразумием, погнал юного разведчика на подвиги.
Женя медленно пошел вперед, держа наготове автомат. Места начинались незнакомые, здесь разведчики из бункера автоконструкторов бывали очень редко.
За поворотом дороги показался темный силуэт храма, служивший пограничным ориентиром территории военных. Значит, до их базы оставалось совсем немного.
Почерневшие от времени стены церкви местами сохранили следы побелки, окна зияли провалами, в куполе была дыра, он не выдержал одной из зим и обвалился. Над дверями сохранился кусок росписи, когда-то очень давно на городские улицы строго взирал лик Христа.
Теперь от изображения осталась лишь часть лица и кусок нимба. Женя остановился на минуту, в знак почтения приложил ладонь к груди.
– Это тебе люди молятся, да? – горестно спросил он в темноту. – А толку – что молись, что не молись, все равно умирают. Мама моя тебе молилась, а все равно ушла.
«Ничего ты не понимаешь, глупенький, – послышался в голове голос-колокольчик. – Бог ведь не на земле, а на небе, будешь себя хорошо вести, после смерти попадешь в рай и будешь там жить в вечном счастье!»
Мама… Так говорила маленькому Женьке тяжелобольная Наталья. Перед смертью она стала очень религиозной, а ее маленький сын с охотой слушал ее беседы о боге вместо сказок на ночь. Она же говорила о милосердии и сострадании. Тогда отец отдалился от нее, Егор считал, что жена глубоко заблуждается, желая простить всех и каждого, Коровин-старший старался оградить от таких разговоров сына, считая подобные мысли глупостью и бабским трепом. Наталья умерла одна, в пустой комнате, и посмертно оказалась права. Лишь сострадание и любовь к ближнему спасут медленно гниющий изнутри мир. Только вот люди не желают этого понять в порыве перегрызть друг другу глотки…